Альфа и Омега
Шрифт:
— Вы можете стать величайшим чудом этого столетия, Хана Росс, — кивнул он. — Вы поможете очень многим и станете символом возрождения нашей веры. Никто больше не посмеет посмотреть на вас снисходительно или неуважительно, и вам больше не придется терпеть насмешки из-за того, кем вы являетесь. Вся ваша жизнь… изменится.
Я ощущала себя так, словно меня медленно окутывает мягким плотным шелком, все туже и туже затягивая в кокон, из которого у меня уже нет сил вырваться. Я просто смотрела на него, чуть приоткрыв рот, слушала его голос и не могла найти в себе сил противиться его воле. Мне было слишком хорошо, словно каждое новое слово отца Горацио был еще одним миллиграммом наркотика, который он закачивал в мои вены.
Боль пришла неожиданно. Вонзилась в мою
— Хана, что с вами? — обеспокоенно спросил отец Горацио. — Все в порядке?
Меня трясло. Запах сидящего напротив альфы, прежде едва ощутимый для моего сознания, прокравшийся в мой разум, словно вор на цыпочках, теперь душил меня, застревая в глотке. Моя левая рука горела огнем, и это было совсем не похоже на то, что я почувствовала вчера с Джен.
— Что вы… — начал было снова он, но потом его лицо изменилось. Сперва на неверящее, потом на радостно взволнованное. — Вот оно как. Он здесь, верно?
— Кто? О чем вы? — с трудом выдавила я, тщетно сдерживая стоны боли, рвущиеся из груди.
— Я чувствую его запах, Хана, — ответил священник, воодушевленно сверкая глазами. — Он защищает вас. Защищает свою территорию.
— Он мучает меня! — с ненавистью выдохнула я, мотая головой. — Это больно, это очень больно, я не хочу этого. Я хочу, чтобы вы избавили меня от него.
— Это моя вина, простите, — покаянно склонил голову он. — Но я и представить не мог… Давайте выйдем на воздух, дорогая.
Поднявшись из-за стола и оставив деньги за кофе, он попытался взять меня под руку, чтобы я могла на него опереться, но я отдернулась в сторону, опасаясь повторения вспышки боли. Он понимающе поднял руки, давая понять, что не прикоснется ко мне. У меня все плыло перед глазами, и к горлу подкатывала тошнота. Как я могла не заметить, что альфа использует на мне свои феромоны, вынуждая подчиниться? Как могла не ощутить его запах в тот самый момент, когда он окутал меня, увещевая и направляя? Как так вышло, что единственным, что оказалось в состоянии вернуть мне здравость рассудка, стала треклятая метка на моей руке? Неужели я и правда была настолько слабой и податливой? Настолько нуждающейся в ком-то, кто бы принимал сложные решения за меня, что, стоило мне оказаться рядом с таким альфой, как мой мозг решил отключиться за ненадобностью?
Мы вышли на улицу, где студеный ноябрьский ветер немного привел меня в чувство. Меня все еще немного покачивало, но теперь, когда запах священника рассеялся, боль в моей руке почти стихла, и ко мне вернулась относительная ясность мысли.
— С моей стороны это было грубо, признаю, — помолчав, проговорил отец Горацио, и я услышала неподдельное раскаяние в его голосе. — Хана, я приношу вам свои самые искренние извинения. Я повел себя именно так, как стоило ожидать от мужлана-альфы, в то время как вы доверились и открылись мне. Признаю, я забеспокоился, что вы действительно захотите избавиться от метки, и мысль о том, сколько возможностей будет в таком случае упущено, повергла меня в ужас и заставила повести себя неосмотрительно.
— Я… все равно не знаю, как это сделать, — ответила я, пока не уверенная насчет того, что думаю о случившемся. Одно могла сказать наверняка — альфа мне стал нравиться куда меньше.
— Я хочу загладить свою вину, Хана, — твердо произнес он, сунув руки глубоко в карманы, как будто давая мне понять, что не собирается пытаться снова прикоснуться ко мне. — Давайте я наведу справки о том, известны ли Церкви случаи, когда истинная связь была разорвана, хорошо?
— Вы… правда сделаете это для меня? — не поверила своим ушам я.
— К сожалению, я не могу ничего вам обещать, — покачал головой священник. — Когда я изучал этот вопрос в бытность свою студентом, я не встречал даже упоминания о подобном. Истинная связь, как я уже говорил, чрезвычайно редкий и плохо изученный феномен, которому приписывают множество чудесных свойств. Отказываться от чего-то подобного это все равно что отказываться
— По-вашему тот факт, что мое тело выбрало себе альфу без моего ведома и согласия и теперь использует эту злосчастную метку как ошейник шипами внутрь, это нечто сродни суперспособности? — не сдержала негодования я. — Да, метка отреагировала на ваш запах, сочтя его угрозой, но она причинила боль мне, а не вам. Если бы вы хотели напасть на меня, то вряд ли, корчась от боли, я смогла бы вам противостоять. Это не защита, это… какое-то рабское клеймо. Даже хуже. Другие омеги хотя бы могут выбирать, кому подарить свою верность и чьим запахом покрыть себя. А у меня отняли даже эту возможность, получается? Почему я должна воспринимать эту метку, эту связь как некий божественный дар? Пока что она не принесла мне ничего, кроме чувства унижения, беззащитности и физической боли. — Я на пару секунд замолкла, с трудом переводя дыхание, а потом с горечью добавила: — А тот, кто ее оставил, и близко не похож на партнера моей мечты. Это все напоминает мне какой-то средневековый брак по расчету, когда таких, как я, выдавали замуж в тот же год, когда у них впервые появлялся собственный запах. И всем было наплевать, кем окажется выбранный для нее альфа — насильником, сумасшедшим или убийцей. Ее мнения вообще никто не спрашивал!
Я отвернулась от него, стыдясь своего внезапного эмоционального выброса и крепко, до боли, сжимая кулаки. Такие, как я, и так немногое могли решать в наших жизнях. Рожденные и существующие как вечный приз для самого сноровистого и удалого альфы, мы могли лишь уповать на то, что не ошибемся с выбором, понукаемые и собственной природой, и общественным давлением. Но когда у меня отбирали даже иллюзию этого выбора, это было уже слишком.
— Вы не обязаны любить его, Хана, — вдруг произнес отец Горацио. — Вы не обязаны испытывать к нему каких-либо чувств только потому, что судьба выбрала его для вас. Кто знает, возможно она тоже допускает ошибки. Но я прошу вас дать нам возможность убедиться в этом. Я бы не просил вас об этом, не будь вопрос действительно настолько важным. Еще пару дней назад я сомневался в самом существовании этого феномена, а сейчас перед моими глазами стоит носитель метки из плоти и крови, и это… это все равно что поймать за хвост падающую звезду.
Его голос стал почти умоляющим, и после того, как несколькими минутами ранее он столь явно и недвусмысленно явил свою доминантную и не терпящую отказов альфью природу, это отчего-то меня тронуло. Я почувствовала, насколько это важно для него, и мне стало тяжело отказать, руководствуясь своими исключительно эгоистичными мотивами.
— Я все равно не знаю, где он, — тихо проговорила я. — Мы даже не успели представиться друг другу. Все… произошло так быстро.
— Я не думаю, что это станет проблемой, — покачал головой священник. — Если вы действительно связаны, то сможете найти друг друга где угодно. Вам нужно лишь… сосредоточиться на этой связи. Открыться ей, принять ее и позволить ей направлять вас. Тогда она приведет вас к нему.
— Вот как… — нахмурилась я, вспомнив вчерашнюю встречу с молодым альфой. Это бы объясняло, как он нашел меня. А еще означало, что он сможет найти меня где угодно, если захочет. Это мне совсем не нравилось. Еще одна причина поскорее избавиться от этой штуки на моей руке.
— Когда отыщете его, приходите к отцу Евгению в Церковь Святой Изабеллы. Или напишите мне, я заберу вас обоих, — кивнул он. — Если вы позволите нам изучить вашу связь и поможете понять ее суть, мы поможем вам найти способ разорвать ее. По крайней мере, я обещаю, что мы приложим для этого все усилия. Хана, я не хочу врать вам или давать вам ложных надежд, но если и существует способ помочь вам, то лишь мои братья его отыщут. Все знания этого мира хранятся в Церкви Чистых дней, я понял это еще в юности. Ни правительство, ни ученые, ни эти шарлатаны из сети, называющие себя экстрасенсами, не смогут вам помочь. Ответы хранятся в священных книгах, и я дам вам к ним доступ, если вы согласитесь работать со мной в одной команде.