Волна укачивает зыбкой,Но ты не с мамою родной,Так что не дрефь и вей улыбкой,И песню собственную пой.Когда же шторм в широтах грозныхНастигнет, воя и хрипя,Забудь о мыслях несерьёзных,И верь, как в высший суд, в себя.В объятьях дьявольской стихии,Среди неиствующих вод –К тебе в минуты роковыеНикто на помощь не придёт.А судно пред девятым валомНе подчиняется рулям,Пока у пьяного штурвала,Страх поборов, не встанешь сам.
«Вопит, вопит испуганным животным…»
Вопит, вопит испуганным животнымМой
слабый ум – пристанище затей,К забвению летя бесповоротноИ с каждою минутою быстрей.А вслед кричит за дьявольские высиМой грешный разум, сотканный из грёз,Из мутных снов, обрывков фраз и чисел,Из детских страхов и мужицких слёз.Да иногда заговорит украдкойРассудок скверный и бесценный мой,Светящий мне так радостно, так сладкоВ короткий миг обители земной.Зачем? Я сам того не понимаю,Но как ребенок матери внимаю.
«Восьмой волны как не бывало…»
Восьмой волны как не бывало,Но не утихнет ею шквал,За штиля кратким интерваломГрядёт, дымясь, девятый вал.Сметая судна и строенья,Не то, что прошлыми восьмью,Служа уроком иль знаменьемИ человеку, и зверью.Своею волей упиваясь,Неся страдания и страх,Он будит ненависть и завистьВ срамных разнузданных сердцах.Которые запомнят это,Чтобы воспользоваться им,Провозгласив приоритетомИ главным правилом земным.Не жизнь от власти на отшибе,Не мудрость или божью гладь,А разрушения и гибельВсего, с чем можно совладать.
«Вот и время наступило…»
1
Вот и время наступилоИдиотов и лжецов,Время родины распилаДля строительства дворцов.Где на грудь взяв триста граммов,Чтоб застой не портил кровь,Утешаясь фонограммой,Имитируют любовь.И прекрасно понимаяБездну собственной души,Толпы стонут, воют, лают:«Ну-ка, Катя, попляши».
2
Время обычное, как всегда.В норме прирост и удой,Тем более, что плохая ордаХорошей сменилась ордой.И, словно кошку, гладя судьбу,Зрачком на портрет кося,В тапочках белых и в гробуИмеем мы всех и вся.Ну, а при встрече любой нам – брат,Чтит коль закон орды:«Властвует хан, пока сыт солдат,И заняты прочих рты».Притом что довольно на всех ослов,Наложниц и верных жён,Захочется новых – без лишних словЕщё наберём в полон.Такие правила заведеныВеликим Вождём в орде,Врагов не боящимся и войны,Не вспыхнет она где.Поэтому вечно горят костры,Показывая предел,В котором сабли, как смерть, остры,А кони быстрее стрел.И нет отступников в нашем роду,Ведь самый последний гордТем, что входит с семьёй в орду,В счастливейшую из орд.
«Врачей озвучен приговор…»
Врачей озвучен приговорДо окончанья срока или,По крайней мере, до тех пор,Пока мне сердце не сменили.Так не считай за глупый труд,Но жди, что бог ни приготовил,Пока мне донора найдут,Хотя бы близкого по крови.Побудь, отринувшись от дел,У изголовья сидя просто,Пока средь мёртвых ищут телМоей комплекции и роста.И даже чувствуя: в грудиГорит все зримей и заметней,Прошу тебя – не уходиСейчас и даже в миг последний.Знай: каждый в мыслях о себе,Мы отыскать пути сумеемМоей запутанной судьбеВ переплетении
с твоею.Пусть жил я, мучая тебя,Беспутно и нетерпеливо,Не понимая, что губя,И не узнав – несправедливо.Но и в беспамятной глубиСлова несказанные в силе,Всё позабудь, одно: люби,Пока мне сердце не сменили.
«Всегда так было или нет?..»
Всегда так было или нет?Неужто будет неизменно?Рождает чудищ божий свет,И нет их гаже во вселенной.А мы, поверившие им,Их лжи об истине и вере,Страдаем и боготворимНас пожирающего зверя.Поём осанну невпопадИ умолкаем, где не надо,Под блеск и бряцанье наградОчередного казнокрада.Да под прицелом волчьих глазТолчёмся стадом бестолковым,Выпячивая напоказОбремененья и оковы.При этом в жертву отдаёмСвоих детей, таких невинных,Заискивая перед злом,Как половой пред господином.Так что же ждать прощенья намПри жизни и по смерти тоже,Когда нерукотворный храмДыханьем нашим уничтожен.Когда иудиную мздуМы меж собою разделили,И путеводную звездуНа золотую заменили.Что удивляться, коль в ответНеотвратимо, неизменноРождает чудищ божий свет,И нет их гаже во вселенной.
«Вселенной дела нет до нас…»
Вселенной дела нет до нас,До наших грёз или заскоков,С благодеяньем напоказИ тайной сладостью пороков.Как нам до страждущих вокруг,От инвалида до старухи,И прочих нищих и пьянчуг,Больных, убогих, сухоруких.А также прихвостней своих,Включая собственные семьи,И даже самых дорогих –Кто с нами встретит воскресенье.
«Всерьёз я в юности едва ли…»
Всерьёз я в юности едва лиПредставить мог такую жуть,Что в нищете, в полуподвалеЗакончится мой грешный путь.При всех способностях и фарте,Не знавший страха и стыда,На блеск побед сулящем старте,Как это виделось тогда.Я не давал себе поблажки,Не потакал страстям своим,Ходя в отглаженной рубашкеИ бритым, словно херувим.Причём, не глядючи на риски,Себя под чёрти что кроя,Отца и мать, родных и близких –Кого не мучил только я.Уже светил мне чин высокий,Дающий власти произвол,Но с женщиною черноокойМеня Господь зачем-то свёл.И всё построенное мноюСгорело начисто, дотла,Когда она своей игроюМеня, смеясь, с ума свела.
«Вспорхнули, кинувшись гурьбой…»
Вспорхнули, кинувшись гурьбой,Выстраиваясь вереницей,В небесный омут голубойС любовью вскормленные птицы.Вверяясь крепкому крылу,Лишь завершится бабье лето,Они спешат сквозь хмарь и мглуПо им лишь ведомым приметам.Пока подвыпившая рать,Выцеливая жертв из стаи,Коль не получится добрать –Подранками не разбросает.Что, не погибнув на лету,Из сил последних, еле-еле,Дотянут в леса темноту,В свои грядущие скудели.Что, отыскав болот закут,Или довольствуясь канавой,В уединенье доживут,В мучениях до ледоставаА незатронутым свинцом,Удастся, обойдя преграды,Увидеть Каспий и Нам-Цо,Их острова и водопады.Там до весны прожив, опятьВернуться к брошенному дому,Птенцов взлелеять и поднятьСемьёю всей в небесный омут.