Алгебраист
Шрифт:
Колеса полосных рубежей вращались на самом деле, перенося транспорт и материалы с одной полосы на другую при минимальной турбулентности и относительной безопасности, плюс к тому их веретенообразные ведущие валы производили огромное количество электроэнергии. Валы эти выступали из верхней и нижней ступиц, образуя громадные полусферы, нижние ободья которых были усыпаны микроволновыми тарелками, имевшими в поперечнике сотни метров; эти тарелки вращались с головокружительной, немыслимой скоростью, излучая свою энергию на внешнее кольцо неподвижных тарелок, тоже громадных, откуда энергия поступала на пристыкованные к ним энерготранспортеры.
В момент их прибытия колесо и город находились на окраине небольшой пограничной бури, хотя оба со всей возможной оперативностью
И хотя их закрутила гигантская центрифуга колеса, прижав к его внутренней поверхности, время, проведенное внутри, показалось им относительно спокойным, даже несмотря на безумную волнообразную качку при пересечении границы зоны и пояса.
Гвефут пострадал от бури гораздо больше, чем Нуэрсотсе. Внешнее экваториальное кольцо города бешено вращалось, части его периферийных окраин и наименее благоустроенные районы разрывались на части и улетали прочь в беспорядке, наподобие шрапнели. Кораблю пришлось нырять и петлять, уходя от обломков, но наконец он оказался прямо перед сортировочной станцией тучевагонов, расположенной за пределами города, — косой срез кабельных трубок, медленно раскачивающихся на ветру наподобие огромного анемона.
Последовал еще один многотысячекилометровый переход по тучетуннелю сквозь обширные пространства пояса А и Северную тропическую область, еще один переход по колесу (на сей раз более спокойный) во вторую зону и, наконец, пересечение срединной линии зоны. Стали чаще попадаться военные, чем гражданские средства передвижения, — транспорты и поезда с насельниками, провиантом, материальной частью, направляющиеся на войну.
В Толимундарни, на границе военной зоны, военная полиция согнала их с поезда — ее не убедили гневные доводы Айсула, который ссылался на высочайшую приоритетность, чрезвычайно официальный характер экспедиции (да какое экспедиции — поиска!), в которую он отправляется с двумя этими (да, двумя этими) знаменитыми, вхожими в коридоры власти досточтимыми инопланетными гостями, имеющими неизмеримо высокую исконную пансистемную межвидовую репутацию, причем дело является крайне судьбоносным, о точных деталях его он, к сожалению, не имеет права говорить даже таким безусловно важным и, несомненно, рассудительным представителям вооруженных сил, но которые тем не менее, он в этом не сомневается, целиком и полностью осознают важность их миссии, а потому предоставят гостям безусловное право беспрепятственного проезда, обусловленное обычным хорошим вкусом и тонким пониманием естественной справедливости, которые ни в коем случае не будут поколеблены тем фактом, что сотрудничество с ними принесет военным умопомрачительное количество баллов…
Они выплыли в туннелебутон, наблюдая, как состав исчезает из виду. Шолиш носился по гулкому пространству, пытаясь собрать все плавающие и упавшие части выброшенного из вагона багажа.
Фассин и Хазеренс сердито смотрели на Айсула.
Он прекратил отряхивать с себя пыль и разглаживать одежду, потом ответил на их совокупный разгневанный взгляд и заявил, оправдываясь:
— У меня есть кузен.
Кузен был офицером технической части дредноута «Штормолом» — тридцатибашенного корабля, входящего в 487-й флот «Раскат грома» вертопоясников.
Биндич, кузен, по семейным причинам давно имел зуб на Айсула, а потому, естественно, был только счастлив получить порядочно баллов от внутренне запуганного, внешне куражливого, вынужденно радушного Айсула, оказав ему огромную, несомненно незабываемую услугу: он поручился за своего кузена и его инопланетных попутчиков перед капитаном и таким образом обеспечил их транспортировку в зону военных действий, хотя
Воздушный поток, завывая, обтекал наблюдателя и полковника. Они наблюдали, как дети-рабы пытаются отремонтировать поврежденный винт. Дети, сгрудившиеся вокруг концовок лопастей, казались Фассину стайкой особенно назойливых мух, обсевших вентилятор под потолком.
Насельнические дети обычно вели мрачное существование, не зная родительской любви. Людям, знавшим это, трудно было отделаться от мысли, что взрослые насельники ничуть не лучше серийных маньяков, а насельнических детей необходимо спасать от такой относительно жестокой жизни.
Пока Фассин наблюдал за работами, еще один ребенок свалился с другой гигантской лопасти, издав высокий, мучительный крик. Этот несчастный не попал на защитный кожух, но ударился о высоковольтный кабель-стяжку, который разрезал его почти пополам. Один из насельников в катере не без труда совершил резкий маневр, направив свое судно в воздушный поток, чтобы маленькое разбитое тело упало к нему на палубу. Сняв с убитого сварочный агрегат, он скинул с палубы тело, которое исчезло в тумане, падая, как оторвавшийся лист.
Насельники весело признавались, что судьба собственных чад их ничуть не заботит. Они не очень стремились переходить в женский пол и беременеть и, если уж говорить откровенно, делали это лишь потому, что так было принято, давало баллы и означало, что ты в известном смысле выполнил некий долг. Мысль о том, что нужно сделать еще что-то, приглядывать за этими выродками и впоследствии, просто вызывала у них смех. Ведь когда они сами были младенцами, их тоже вышвырнули из дома и им пришлось побродяжничать, они подвергались всем опасностям организованной травли, налетам молодежных банд и специалистов по одиночной охоте, так почему следующее поколение должно стать исключением? Эти маленькие ублюдки могут прожить миллиарды лет. Так чего уж переживать, что на протяжении каких-то ста лет своей жизни насельник мог стать жертвой прополки?
Большинство насельников сказало бы, что детишкам-рабам, которые выполняли ремонтные работы на поврежденном винте «Штормолома», крупно повезло. Может, они и содержатся в заключении, их принуждают выполнять неприятную и/или рискованную работу, но они, по крайней мере, находятся в относительной безопасности, никто за ними не охотится, их хорошо кормят.
Фассин смотрел на них, спрашивая себя, сколько из них доживут до зрелости. Неужели кто-нибудь из этих тощих, дрожащих дельтовидных существ достигнет почтенного возраста и в глубокой старости, имея за плечами миллиарды лет, станет уважаемым мудрецом? Но вот в чем была немалая странность: если ты и не сомневался, что так оно и случится, то эти детишки ни за что бы вам не поверили. Насельнические дети, все до последнего, совершенно отказывались принять — даже на минуту, даже как рабочую гипотезу, даже как довод в споре — утверждение, что они когда-нибудь, ну хоть когда-нибудь, станут такими же, как эти огромные, свирепые, ужасные двухдисковые существа, которые охотятся на них, убивают их, берут в плен и заставляют выполнять все эти жуткие работы на своих здоровенных кораблях.