Алгоритм невозможного
Шрифт:
— Я что, должен теперь ждать, пока сломают?
— Молись, чтобы этого не случилось, иначе тебе, как запредельщику, конец!
Соль хлопнул дверью, проклиная и «Диану-перевертыша», и шефа, и тупиц
«академиков». Но именно они неожиданно пришли на помощь. Хотя и не бескорыстно: им позарез нужны были дополнительные данные, а добыть их мог только один человек — пилот-запредельщик Виктор Соль.
Тем не менее, до запредела было еще далеко. Потянулась серия исследований, причем не таких, как в госпитале, а куда более сложных, нудных, изматывающих. Компоненты
Будь это возможно, они разложили бы организм Соля на атомы и взвесили каждый из них.
Результаты исследований интересовали Виктора лишь постольку, поскольку от них зависел допуск к запредельным полетам. И он ничуть не возгордился, узнав, что его организм уникален и что именно этим объясняется если не сам
«феномен Соля», то причина, по которой он был обнаружен.
Младший из ученых, тот, что придумал гипотезу о материализовавшейся галлюцинации, попытался было объяснить Виктору, в чем состоит его уникальность, но Соль и слушать не стал, сказав, что все эти трансцедентальные коллизии и апертурные отображения — чушь собачья.
Перед стартом ему надавали столько противоречивых указаний, что впору запоминать компьютеру. Шеф космоцентра строго-на-строго запретил сближаться с «перевертышем», ученые же, в чьем распоряжении Соль теперь находился, деликатно намекнули на обратное. А младший, с которым Виктор был уже почти в приятельских отношениях, застенчиво сказал:
— Конечно, если станет страшно, не рискуйте. Я бы в таком случае сразу же вернулся! — и добавил с обезоруживающим простоду-шием: — Меня с детства считают трусом.
После таких слов запрет шефа уже не имел для Соля значения.
И вот он снова в запредельном пространстве…
Казалось бы, космос — везде космос. Так думает впервые преодолевший земное притяжение новичок, для которого Земля — уютный родительский дом.
Космос начинается за его порогом. Но со временем таким домом становится
Солнечная система. И все, чт о внутри нее, уже не ассоциируется с космосом
— теперь он за ее пре-делами, вечно таинственный незнакомец, непознаваемое божество, всепоглощающая бездна…
Впрочем, в своей преданности космосу Соль был чужд патетики и высмеял бы заговорившего о нем в таких выспренних выражениях. Виктор избегал самих слов «космическое пространство» — для него существовал не космос, а запредел.
Здесь Виктор больше, чем где-либо, был в ладу с самим собой. Он не ощущал ни волнения, ни страха, над всеми чувствами главенствовала гармония, подобная той, которую, вероятно, неосознанно испытывает парящая птица или рыба в морской глубине.
Так бывало всегда, с первого его выхода в запредел. Но сейчас впервые появился повод для беспокойства:
«А вдруг не появится?»
То, что он испытывал, напоминало азарт охотника, выслеживающего дичь.
Впрочем, у Соля не могло возникнуть подобной аналогии: охота, это аморальное, унижающее достоинство человека заня-тие, было объявлено вне закона три столетия назад.
Космообсервер приближался
«Появится или не появится?»
«Перевертыш» возник внезапно, словно подкрадывался, стара-ясь до последнего момента остаться незамеченным, и преуспел в этом. Анфас
«Псевдодианы» рос на обзорном дисплее с угрожающей быстротой. До столкновения оставались секунды.
Прозвучал предупредительный зуммер: автопилот, как и при прошлых встречах с «перевертышем», был начеку и собирался приступить к маневру уклонения. Но на этот раз Соль не позволил свернуть. Мгновенно заблокировав автоматику, он перешел на ручное управление, азартно крикнув неведомому противнику, словно тот мог услышать:
— Ну, у кого раньше сдадут нервы?
В это же самое время эту же самую фразу выкрикнул другой Виктор Соль, также не спускавший глаз с инвертированного двойника своей «Дианы».
Два Виктора Соля сошлись в лобовой атаке.
3. Вторжение в прошлое
По мысленному приказу Великого Физика четвертая стена исчезла, как если бы взрыв бомбы стесал часть дома. Это образное сравнение пришло на ум, казалось бы, непроизвольно, ученый в первый момент даже удивился ему: взрывы бомб вместе с войнами давн о ушли в прошлое. А потом понял, что ассоциация не случайна, — оказавшись в прошлом, он и мыслить стал его категориями…
За исчезнувшей четвертой стеной начинался Престон, столица одной из сверхдержав Разобщенного мира, вобравшая в себя пороки и язвы уродливого общества, провозглашенного его правителями единственно справедливым и свободным.
Из года в год, изо дня в день твердили об этом властители, и те, кого традиционно называют «простыми людьми», уверовали в свое счастье, в непогрешимость впитанных с молоком матери догм, в правильность навязанного им пути и величие конечно й цели.
Пройдет не так уж много лет, и они выйдут из транса, посмотрят вокруг прозревшими глазами, взметнутся в гневе… И начнут крушить все подряд. А потом будут строить на руинах — из обломков, наспех, без архитектурных планов. Вернее, со множеством противоречивых, не подкрепленных возможностями, сумбурных планов, авторы которых не поскупятся на невыполнимые обещания, будут беззастенчиво лгать, даже не заботясь о фиговых листках правдоподобия.
Ох, как нескоро минует этот кризис, и хорошо, если бы последний…
Огромный мрачный город был воспроизведен с математической достоверностью.
Нагнетая уныние, громоздились однообразные, лишенные индивидуальных особенностей коробки домов. При их сооружении руководствовались
«функциональностью», которую воинствующ е противопоставляли искусству зодчества.
Великий Физик представил, как за убогими плоскими фасадами с рядами слепых окон и крошечных балкончиков в тесных транс-формируемых жилых ячейках, где один и тот же модуль служит ло-жем, обеденным столом и хранилищем домашней утвари, копошатся погрязшие в заботах люди с невыразительными лицами, тщедушными телами и огрубевшими душами.