Алхимик, который знал истину

Striker Alan

Я же действительно все эти четыре дня 'сидел без дела', как могло бы показаться со стороны. Но на самом деле я был очень занят. Пересмотрев записи отца, я нашёл там упоминание о моей 'проблеме'. А также пути решения, которые он смог обнаружить спустя время. Но для этого требовались огромные усилия. Нужно было переговорить, а точнее принять воспоминания всех поглощенных душ. По сути, сделать их своими. Хоэнхайм, когда начал этот процесс, не довёл его до конца, не желая лишать тех, кто был им поглощён, индивидуальности. Лишать их личности. Растворять их в себе. А может быть, он просто боялся перестать быть собой. Ведь во время этого процесса личность человека вне зависимости от желания меняется. Впрочем, если есть чёткие цели, они никуда не исчезают.

Но отношение к вещам может поменяться. Чтобы этого не произошло, процесс надо контролировать на всех этапах. И именно этим я занимался, лежа на полянке под деревом.

За четыре дня я смог только начать этот процесс, и до завершения было очень далеко. Но уже сейчас я чувствовал много изменений. Во-первых, ускорилось моё мышление. Во-вторых, на вещи я стал смотреть шире, можно сказать с нескольких точек зрения. Улучшилось моё знание языков. Если раньше ишварский, аэругский и прочие языки соседей были для меня иностранными, хотя я и знал их хорошо, то теперь стали как родные. Перебирая то, что знали поглощенные мной души, я улучшал собственный багаж знаний. Хотя ничего нового, за редким исключением, для себя я и не открывал. В основном всё это было известно мне, но становилось чётче и даже в какой-то степени роднее. Более того, это отразилось даже на моей физической форме. И без того прекрасная она стала ещё лучше, хотя я уже не знал куда можно ещё лучше-то.

Когда мои ногу и руку подключили к нервам, я стал осторожно проверять всё ли в порядке. Как и всегда нареканий не было.

– Уинри, знаешь, что я тебе скажу?
– загадочным тоном произнёс я, подходя к девушке. Она мигом застыла, покраснела, а я даже за два метра услышал, как бьётся её сердце. На самом деле услышал, хотя, наверное, это стоит списать на мои 'ментальные тренировки'. Обняв её, я вновь осмелился её поцеловать. Хорошо хоть никого в комнате не было, а бабуля тактично смылась, чтобы 'не мешать молодёжи заниматься важными делами'. Когда поцелуй закончился, Уинри не спешила вырываться из моих объятий.

– Эд, почему?
– спросила она меня.
– Ведь ты же говорил...

– Мало ли что я говорил?
– возразил ей я, не отпуская её.
– Я просто не могу бороться со своими чувствами. Вот и всё. Я хоть и чудовище, но во мне тоже есть чуть-чуть от человека. И поэтому я просто не могу молчать о том, что я люблю тебя.

– Эд, ты никакое не чудовище, - покачала она головой. Сейчас, стоя в объятиях друг друга, я видел её глаза так близко как никогда. В этих двух омутах можно было утонуть. В моём сердце буквально разгорался пожар. Уинри положила мне голову на плечо и сильнее прижалась ко мне.
– И знаешь, Эд, я тоже люблю тебя. Несмотря ни на что. Пусть о тебе пишут всякие гадости в газетах, но я знаю какой ты настоящий.

Я отстранился от девушки, но продолжал держать её руки и смотреть ей в глаза. А затем отпустил её и подошёл к окну. Пришло время раскрыть ей правду. ВСЮ правду обо мне.

– Уинри, прежде чем мы продолжим с тобой говорить на эту тему, я должен тебе кое-что рассказать, - ответил я и посмотрел на неё. Мой взгляд был серьёзен как никогда. И Уинри каким-то шестым чувством наверное почувствовала это. Потому как её взгляд стал таким же серьёзным, и она согласно кивнула.
– Раз ты согласно, тогда давай мы с тобой прогуляемся. Тут не далеко. Не хочу, чтобы кто-либо ещё это слышал. Это слишком...

– Эд, - остановила она меня.
– Если тебе тяжело, может тогда не стоит?

– Нет, - мотнул я головой.
– Понимаешь, ты имеешь право знать это.

Уинри её раз кивнула и мы с ней, собравшись, отправились туда, где мы в детстве любили часто играть. Наше любимое

место.

Солнце потихоньку склонялось к горизонту, обозначая конец дня. Мы с Уинри, собрав с собой небольшую корзинку со снедью, сидели на раскинутой на траве скатерти, на берегу реки. Она была в легком летнем платье и босоножках. На голове - шляпка, которую я ей подарил пару лет назад. Очень уж она мне понравилась, когда я увидел её в одном из магазинов Централа. Я настоял на том, чтобы она переоделась из своего перемазанного машинным маслом комбинезона. Заодно пришлось подождать пока она примет душ. Сам же был одет в серые брюки и рубашку с коротким рукавом, на ногах обычные ботинки. Свой лёгкий перекус мы уже съели. В общем, теперь ни что не могло отвлечь нас от беседы.

– Так о чём ты хотел поговорить со мной, Эд?
– Уинри посмотрела мне в глаза, ища ответ.

– Уинри, - начал я, усиленно подбирая слова. Как назло, ничто не шло на ум. Махнув на это рукой, я решил сказать всё, как есть.
– Когда я сказал тебе что я чудовище и во мне всего лишь немного от человека, я сказал тебе правду. На самом деле я человек лишь отчасти. И эта часть чрезвычайно мала, по сравнению с остальным.

– Что ты такое говоришь, Эд, я тебя не понимаю, - произнесла растерянная Уинри. Мои слова были для неё как... Не знаю на что это похоже, но она их действительно не понимала. Я видел это по её взгляду.

– Хорошо, тогда, ты не будешь против, если я расскажу тебе всю историю, с самого её начала?
– спросил я, понимая, что это единственный шанс чтобы она поняла всё до конца. Девушка кивнула и я начал свой рассказ.

– Эта история началась более четырёхсот лет назад. Многим она покажется сказкой, но печальная сторона этой 'сказки' в том что это правда. На Востоке, как ты знаешь, за границей Аместриса находиться Великая Пустыня, разделяющая нашу страну и Империю Ксинг. Но пустыня там была не всегда. На самом деле, некогда это была весьма процветающая и успешная страна. Там жили такие же люди, как и мы. Они любили и ненавидели, радовались и плакали. Всё то же самое, что и у нас. Две вещи отличали народ, что населял ту землю от других народов, их язык и их золотые волосы, и золотые глаза. Страна же та известна под названием Ксеркс. Да, Уинри, мы с братом - последние представители некогда великого народа. Четыреста лет назад эта страна исчезла за одну ночь. Все её жители погибли. Все кроме одного.

– Но история эта началась за несколько десятилетий до уничтожения Ксеркса. Тогда в лаборатории у одного алхимика работал раб. В Ксерксе было весьма распространено рабство и у того алхимика было много рабов. Рабам порой даже отказывали в имени, и они просто носили номер. Того раба, о котором я упомянул, называли 'Раб номер двадцать три'. Однажды хозяин этого раба, решил провести алхимический опыт. Что там произошло точно, мне узнать так и не удалось. К сожалению. Но в результате этот алхимик смог получить искусственную жизнь, искусственно существо. Раб назвал его 'малыш из пробирки'. Но само это существо называло себя иначе. Гомункул! Вот какое оно выбрало себе имя.

– Гомункул стал бесценным открытием для того алхимика. Это открытие позволило ему не просто возвыситься, но занять одно из важнейших мест подле Царя Ксеркса. Тот Алхимик стал Главным придворным Алхимиком. А что же стало с рабом, спросишь ты? Дело в том, что раб, который, по сути, дал жизнь Гомункулу, работая в лаборатории, заинтересовал это существо. Будучи запертым в своей оболчке, которая представляла собой круглую колбу, Гомункул не мог выбраться наружу и познавать окружающий мир. Алхимик же был настолько занят своими исследованиями, что быстро стал неинтересен своему детищу. Ведь Алхимика больше всего интересовали знания Алхимии, которыми обладал Гомункул. Но он ничего не давал ему взамен.