Алхимик в Пустыне

Туулли Лана Борисовна

— Помираю я, дружище… — хотел прошептать Далхаддин, но не смог по причине жуткой усталости.

Что-то творилось вокруг. Уже давно наступило время рассвета, но всё небо было затянуто свинцовыми, тяжелыми тучами, из-за которых не падало ни единого лучика солнца. Ветер стих, а главное…

Далхаддин чувствовал неумолимый, настойчивый, жуткий, как безумие, шепотводы. Она будто смеялась, щекотала обнаженные нервы, колола мозг иголочками снежинок, и ускользала сквозь пальцы…

Полцарства за стакан воды? Сейчас Далхаддин согласился бы и на менее выгодную сделку. Он отдал

бы всё и душу в придачу, если бы кто-нибудь пообещал ему хотя бы один глоток. Как это в стиле Кадика ибн-Самума! Провернуть коварный план, четко спланировать собственные действия, расставить помощников на условленные позиции, подготовить даже потайных союзников… Дурацкие големы! То ли Далхаддин так и не научился ими управлять, то ли чары выветрились, то ли случилась одна из досадных мелочей, которые и называются "законом подлости"…

Собака подошла и облизала упавшему человеку лицо.

— Спасибо, милая, — прошептал Далхаддин. Ощущеньицо то еще, но не будем привередничать. Почувствовав некоторое подобие влаги на пересушенной коже, ученик мага чуть-чуть очнулся (скорее от гадливости, чем от приступа вдохновения) и попытался наколдовать себе какую-нибудь защиту от пересыхания и усталости.

Как он и ожидал, получилось едва-едва…

На чем он остановился? Ах, да… Как это в стиле наставника! Предусмотреть тысячу мелочей, позволить обстоятельствам работать на себя — и забыть снабдить самого верного, самого послушного из союзников хотя бы фляжкой воды… Может, заставить големов раскопать какой-нибудь колодец? — додумался Далхаддин. Рассеянно пробежался пальцами по заткнутому за пояс жезлу Первого Голема. Заставить-то можно, но вот что они найдут? На сорок лик в округе от Абу-Кват нет ни одного живого источника, это всем известно… Так откуда же взялось это навязчивое, неотступное ощущение, что вода есть, что она зовет и манит, шепчет, молит о помощи?

— Держаться, Далхаддин, держаться! — приказал себе ученик мага. Сейчас не время поддаваться безумию, надо выполнить порученную миссию и расправиться с существами-претендентами. Жалко, конечно, тварюшек, среди них были любопытные экземпляры…

Над головой Далхаддина пронеслась какая-то мягкая тень. Собака тявкнула, прижимаясь к человеку в поисках защиты. Эльджаладец осторожно повернул голову — рядом, на упавший каменный блок приземлилась странная тварь. Сначала Далхаддин увидел широкие орлиные крылья, рыжую львиную спину и принял ее за сфинкса, но Духи Пустыни были милостивы. У твари была орлиная голова, увенчанная большим острым клювом, и умные, лишенные сфинксовой загадочности, карие собачьи глаза…

А потом из свинцовой мглы, которой было затянуто дно ущелья, прямо на Далхаддина выбежал громадный, как дом, Золотой Жук. С воплем убежав в сторону, эльджаладец увидел, как мимо него пронеслись-пробежали-пролетели шесть с половиной дюжин разнообразных тварей.

Отряд големов, притаившихся в засаде, существа-претенденты не заметили. Ну, конечно, не совсем чтобы нет… Хрупнуло под сяжками Золотого Жука что-то такое…

— Надо бы вернуться к учителю, — прошептал Далхаддин, наблюдая, как толпа соревнующихся тварей удаляется в направлении Абу-Кват, — Сказать, ему, что план не удался. Вопить будет… Побьет…А, ладно, главное, чтобы хоть глоток воды дал.

Собака согласно тявкнула, взмахнула хвостом и убежала следом

за прочими существами.

Пошатываясь, ученик мага развернулся, оглянулся по сторонам и попытался определить направление, в котором больше шансов отыскать Львиный Источник.

За его спиной стоял ллойярдский джорт. За дни скитания по Пустыне тварь покрылась серым слоем пыли, на ее спине и шее добавилось царапин, на угрюмой уродливой морде читались усталость, покорность судьбе… и жуткая жажда.

— Я б наколдовал тебе воды, — честно-честно пообещал Далхаддин-Улитка. — Но понимаешь, маны нет. Мне не жалко, клянусь! Но даже для себя не получается…

Джорт качнул головой, провел лапой по песку и гравию, взмахнул хвостом, напрягся…

Вода? О чем ты, человечек? С чего ты взял, что жаждать можно лишь воды?

Львиный Источник

Кто сказал, что жаждать можно только воды? Что искать — только утраченное? С чего вы взяли, что боготворить можно лишь того, кто достоин восхищения и взрыва чувств? Почему из всех страстей, которые сжигают человеческое сердце, люди выбрали и обозначили единственно возможной любовь? Кто, зачем, почему?

Те, кто совершил подобный выбор, никогда не испытывал подлинной, пробирающей до нутра, жгучей, звериной жажды.

Жажда начинается не тогда, когда закончился последний глоток воды, сосуд опустел, и ваше горло покрывается горьким несмываемым налетом, спекаясь, как иссушенная земля. Жажда начинается тогда, когда вы напились досыта прохладной сладкой водицы, окунулись в сияющий бирюзой источник, почувствовали всей кожей упругое сопротивление и звонкую радость, растворенную в веселом перестуке капель дождя… Жажда начинается тогда, когда вы понимаете, что вода — вот она, в городском фонтане, небесной туче, деревенском колодце, покрытой кувшинками реке, — но вам до нее никогда не добраться.

Вам кажется, что жаждать можно только воды?

Кадик ибн-Самум обвел придирчивым взглядом приготовленную для ритуала площадку. Столько времени и сил ушло, чтобы освободить место от каменных обломков!

Семь кругов — большой в середине и шесть поменьше, полукругом от центра.

В каждом круге ножом процарапаны линии и руны заклинаний.

В центре каждого круга лежит связанный человек. Или тролль — еще лучше, в троллях больше энергии. Да, она плохо структурирована, но нам сейчас сложность и не нужна.

— Господин, а может, не надо? — спросил тот самый вежливый наемник, еще надеясь на благополучный исход.

Кадик предпочел не обдумывать излишние вероятности.

Он задумчиво смотрел на кинжал — само лезвие было сделано из хрупкого обсидиана, оправленного в тяжелое, старинное серебро. Старческие желтые, сухие пальцы ощупали черен; пробежались по вырезанным на рукояти рунам. Готов ли он к тому, что собирается совершить?

Старейший маг Эмирата Кадик ибн-Самум, волшебник, под чьим заботливым присмотром Хетмирош перестал считаться деревней-на-холме, а стал действительно могучей силой — может быть, не сильнейшей магической академией в мире, но третьей или даже второй по потенциалу обученных специалистов, собранных знаний, изученных тайн… Кадик боялся совершить ошибку.