Алхимик

Бойд Донна

Нефар взяла меня под руку, слегка сжав предплечье.

– Я стану твоей царицей. А Акан – Верховным жрецом.

Казалось, Акан на миг задумался, а потом улыбнулся.

– Не волнуйся, Хэн. Ты не останешься в одиночестве.

Это было справедливо, как и то, что без них я не пустился бы в это рискованное предприятие. Но в конечном итоге все зависело от меня. Во все грядущие столетия человечество, оглядываясь на наше время, вспомнит мое имя, мое лицо.

Вернее, не совсем мое.

На нас давило тяжелым бременем чувство сопричастности к истории, значимости происходящего, отчего мы постоянно ощущали напряжение. Чтобы его разрядить,

хотя и не без тайной тревоги, в которой прежде мне не хотелось признаваться, я задумчиво произнес:

– Не знаю, понравится ли мне провести всю предстоящую вечность с лицом хилого уродца. Вы уверены, что меня удастся расколдовать?

– В природе нет ничего необратимого.

Это, конечно, не слишком походило на ответ, но я не стал развивать скользкую тему, а просто сказал:

– Хорошо. А то я успел привыкнуть к своему облику.

Нефар поцеловала меня в губы, глаза ее сверкали. Душа моя переполнилась восторгом.

– И мы тоже.

Акан вздохнул.

– Тогда мы готовы. Когда это свершится?

Мы молча смотрели друг на друга, ощущая торжественность момента. Теперь, когда труды наши подошли к завершению, а цель совсем близка, мы поняли: надо помедлить, чтобы все осознать.

Потом Нефар обронила:

– Завтра?

И почти в тот же миг мы оба кивнули.

– Завтра.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Итак, план, созревший в тиши бессчетных лихорадочных ночей, должен был осуществиться в мире каменных стен и скрипучих ворот, освещенных факелами и наполненных вооруженной стражей коридоров. Несколько раз до намеченного времени, при благоприятных обстоятельствах, Нефар, которая лучше других овладела умением оставаться невидимой, проникала во дворец, запоминая путь в опочивальню фараона, отыскивая возможные ловушки. С сильно бьющимися сердцами, затаив дыхание, мы шли за ней шаг в шаг, направив всю внутреннюю собранность для сублимации тревоги в том центре покоя, который преобразовывал все видимое в еле слышный шорох в ночи, в замеченное краем глаза подрагивание тени,

Мы проскользнули мимо стражей в опочивальню фараона. К некоторому моему удивлению, она ненамного превосходила в роскоши наши спальни: Двери прикрывали драпировки из шелка пастельных тонов, трепещущие от каждого дуновения ветерка, ложе украшали золото и бирюза, на краю бассейна для купания стояли склянки с разноцветными маслами и притираниями. Над спящим фараоном возвышалась прислужница, равномерно помахивающая опахалом. Не нарушая щита невидимости, я бросил ей в лицо пригоршню снотворного порошка. Она чихнула, немного закашлялась и отступила назад на шаг или два. Вскоре, когда снадобье, впитавшись в ее поры, подействовало на мозг, она закрыла глаза и неуклюже повалилась на пол. Нефар оттащила ее в сторону.

Отбросив щит невидимости, на который уходило немало нашей энергии, мы подошли к ложу. Там спал молодой фараон, обнаженный, потный, с открытым ртом и скользким от слюны подбородком. Из горла его вырывался громкий храп, который не пугал, впрочем, усевшуюся на его губу черную муху. Я едва не протянул руку, чтобы ее смахнуть.

Мы молча стояли перед ним, парализованные одной и той же мыслью: «Он – жалкий юнец!» Уродливый мальчишка с впалой грудью, тонкими прядями прилипших к черепу влажных волос и смрадным дыханием. Не бессмертный правитель, не самый могущественный на земле человек, не наш враг, а парнишка вроде Акана или меня. Сделанная

из слоновой кости рукоятка ножа, который я носил за поясом, едва не выскользнула из моей увлажнившейся руки. Я почувствовал, что решимость моя улетучивается.

Я заглянул в глаза Акана, настал миг… миг, когда все почти изменилось. Но тут в мою руку впились пальцы Нефар.

– Ради Египта! – настойчиво прошептала она. – Ради всего человечества! – Потом, еще тише, со страстью, всколыхнувшей мою душу до дна: – Ради нас!

Ах, бессмертные слова, неизменно звучавшие на протяжении веков: за Родину, за цивилизацию, за любовь! И более слабые, чем я, мужчины шли на смерть, заслышав этот гимн, и совершали более тяжкие преступления, чем будущее мое. Пожатие женской руки, страсть в любимых глазах, и все споры окончены, мечи вынуты из ножен. Так было всегда. Так случилось и в тот момент.

Я сжал холодный, привычно тяжелый нож, перевел взгляд на вздымающуюся грудь фараона. На ранних этапах обучения нас подробно знакомили с анатомией, физиологией и хирургическими приемами. Мне вдруг пришел на ум вопрос: «А не для подобных ли целей нас обучали всем этим вещам?» В тот же миг, напрягшись, я точно и ловко опустил клинок вниз, одним движением разрубая три ребра и большую полую вену. Мощный фонтан крови, которого я не ожидал, заставил меня выронить оружие. Горячая жидкость забрызгала мне лицо, волосы, попала даже в глаза. Акан выдохнул:

– Скорей, скорей!

Я увидел, что оба они запятнаны кровью, и теперь, стоя с выпученными глазами, тяжело дышат, словно это они совершили убийство. Я погрузил обе руки в полость; пальцы скользили по горячей блестящей плоти, натыкаясь на сломанные кости. Теперь, пытаясь ухватить ребра обеими руками, я слышал собственное дыхание, неровное и хриплое. Когда я раздвинул тонкие кривые пластины, они издали чмокающий, хрустящий звук. Сердце все еще трепетало в кровавой ванне. Я вынул его обеими руками, и Нефар высыпала на влажную, слабо сокращающуюся мышцу меру порошка. Не отрывая взгляда, следил я, как порошок растворяется в плоти и исчезает в ее порах.

В один какой-то миг, длившийся, правда, не дольше вдоха, мне показалось, что время остановилось.

Нефар упала на колени, сжимая в руках пустой золотой браслет. Акан покачнулся и прислонился к кушетке, пытаясь не упасть. Оба смотрели на меня горящими от волнения и торжества глазами, дрожа от сознания величия нашей затеи, в ожидании ее исполнения. Меня тоже колотило. Я чувствовал, как исходящее от них восхищение поддерживает меня, придает мне сил, напитывает, как целебный эликсир. В этом и было мое предназначение, мое торжество. Ради женщины, которую любил, ради величия Египта, ради всего человечества – я родился для этого мига…

Держа сердце перед собой – живую плоть, наполненную магией нашего будущего, – я рассмотрел его и, не колеблясь более ни секунды, поднес его ко рту. Но вдруг, совершенно неожиданно, Акан бросился вперед и, выхватив у меня из рук трепещущую мышцу, вонзил в нее зубы.

Наверное, я гневно закричал от неожиданности и обиды, но среагировал слишком поздно. Магия уже начала действовать. Пошло в ход колдовство, были призваны парки, элементы подчинились нашей воле. О, как задрожала земля от нашего могущества! Сквозь сознание с ревом проносились пламенеющие ветры. Перед нами склонялись звезды. Мы трое, пребывая в слепом неведении страстной убежденности, слились в экстазе, пытаясь изменить мир.