Алхимия вечности
Шрифт:
Я поздравляю себя с решением загадки. Кир, возможно, знает меня лучше кого-либо на планете, но и я знаю его в той же мере. Это и есть решение — я остаюсь и буду надеяться, чтобы он уехал как можно раньше. Нужно продумать способы, как убедить его, что СерафинаЭймс не ступала на эту землю. Оставить ложную подсказку... — я что-нибудь придумаю.
Но одно я знаю наверняка: борьба только начинается.
Глава 27
Ной не смотрит на меня, когда я сажусь в его машину, и всю дорогу говорит с Брайаном о футболе. Я знаю,
Брайан убегает, как только мы достигаем школы, а Ной шагает к зданию без меня.
— Эй! — зову я. Он оборачивается, но ничего не говорит. На его лице ни одной эмоции. — Я прошу прощение за вчерашнее, — говорю я ему. — Я была в плохом настроении, и это никак не связано с тобой.
Он пожимает плечами.
— Ты должна разобраться в себе, Кайли. Если ты хочешь забыть о том, что произошло на Хэллоуин, то всё в порядке. Я понимаю.
Я подхожу к нему, пока не останавливаюсь напротив, и беру за руку.
— Я не хочу забывать об этом. Не могу забыть, — жестом прошу его наклониться и целую в щеку. — Ничего не изменилось, — шепчу я ему в ухо.
Когда я отступаю, его лицо снова расслабляется. Он улыбается.
— Хочешь потом забраться в домик на дереве?
Я смеюсь.
— Конечно. Или, знаешь, мы могли бы пойти на свидание куда-нибудь, как взрослые.
— А если я встречу тебя в столовой, и мы вместе пообедаем?
Я удивлена.
— Договорились.
Запах формальдегида [46] сбивает с ног в классе биологии, но взгляд на Кира в новом красивом костюме стягивает мой живот в узел. «Не позволяй ему влиять на тебя»,— напоминаю я себе.
46
Формальдегид (от лат. formоca «муравей») — бесцветный газ с резким запахом, хорошо растворимый в воде, спиртах и полярных растворителях. Ирритант, токсичен; первый член гомологического ряда алифатических альдегидов, альдегид муравьиной кислоты.
Как только класс рассаживается по местам, Кир начинает речь:
— Вчера мы говорили о химии сознания, о тайнах, которые до сих пор не доступны современной науке. Сегодня я хочу, чтобы вы держали эти вопросы в голове, когда мы будем выполнять вскрытие.
Коллективный стон класса и множество разноголосых выкриков:
— Фу.
— Мы будем вскрывать кроликов, — продолжает он, — и я согласен — действительно жаль, что наши подопытные мертвы. Это было бы более поучительным, если бы вы вскрывали их ещё живыми.
Он делает паузу, смакуя повисшую шоковую тишину.
— Я шучу.
Нервный смех наполняет комнату.
Кир берёт поддон для вскрытия, перчатки, скальпель и, в конце концов, законсервированного кролика. Я внимательно разглядываю моего партнёра по лабораторной, мальчика, чьё имя я не могу вспомнить, — Майк или Джон, нечто в этом роде. У него своеобразно-приятная внешность: высокий и атлетичный, коротко подстриженные светлые волосы, ямочка на подбородке.
— Прежде чем проводить вскрытие, я хочу обратить ваше внимание на строение кролика, — инструктирует
Он улыбается мне, и я отшатываюсь, но отказываюсь быть запуганной.
— Хорошо, класс, давайте сделаем ваш первый разрез. Мы будем снимать кожу и затем изучать мускулатуру.
Мой партнёр по лаборатории поднимает скальпель.
— Предоставь это мне, — говорит он галантно.
— Да, наверное, — отвечаю я.
Он возвращается к кролику и, перевернув его на спину, ласково проводит кончиком скальпеля по животу. Его лицо бледнеет и начинает зеленеть. Я наблюдаю за ним, когда он пару раз глубоко вздыхает, а потом протягиваю руку и говорю:
— Давай лучше я.
Он смущается, но с благодарностью отдаёт скальпель в мои руки. Я делаю плавный разрез от горла кролика до его паха, а потом четыре дополнительных разреза вниз по каждой лапе. Заканчиваю снимать кожу, пока класс заканчивает делать свой первый разрез. Я снимала кожу многих животных за всю свою жизнь.
Кир проходит мимо, разглядывая мою работу.
— Хорошо, — хвалит он. — Очень точно.
— Спасибо, — говорю я коротко.
Он прочищает горло и говорит с остальным классом
— Я понимаю, что это трудно для многих из вас. Что в нашем современном обществе вы не часто окажетесь лицом к лицу или, как сейчас, рукой к лапе со смертью. Мой вам совет — смиритесь.
Все смеются. Кир всегда любил слушателей.
У меня спирает дыхание, когда Кир подходит к лабораторному столу Ноя. Он склоняется над плечом Ноя, взгляд направлен в его тетрадь.
— Какие красивые диаграммы, — произносит Кир с восхищением. — У тебя намётанный глаз. Ты художник?
Ной в смущении опускает глаза.
— Не совсем так. Я люблю фотографировать, но это совсем не значит быть художником или что-то в этом роде.
Он бросает быстрый взгляд на меня.
Кир качает головой.
— Не преуменьшай свои достоинства. У тебя талант. Все, кто говорят, что фотографии не относятся к искусству, — простите, идиоты.
Мой партнёр по лаборатории снова зовёт меня по имени, и только тогда я понимаю, что он уже некоторое время говорит со мной.
— Что? — спрашиваю я.
— Я спросил, не хочешь ли ты, чтобы я заполнил диаграмму? Ты и так сделала всю грязную работу.
— Конечно, да. Спасибо.
Я напрягаюсь, стараясь услышать Ноя и Кира. Есть нечто эдакое в поведении Кира — нечто, которое я никогда не видела раньше, — и мне это не по душе.
Звенит звонок, выводя меня из задумчивого состояния. Мой партнёр очищает место, и комната быстро пустеет. Я благодарна возможности оставить Кира и жду Ноя за дверью. Он так нужен мне, чтобы успокоиться, чтобы снова почувствовать себя в безопасности. Но слышу, как Кир просит его остаться после занятий. «Нет,— безмолвно протестую я. — Оставь его в покое!»Но что я могу сделать? Я направляюсь на следующий урок, а узел в моем животе скручивается всё туже. И это липкое чувство страха — холод, словно я под толщею воды, куда никогда не проникали лучи солнца.