Алиби

Пеев Димитр

Ну вот, опять заговорил цитатами из процессуального кодекса!

— Если вы нам не скажете правды, чего мы можем ждать от других...

— Но я ничего не знаю, — сказала извиняющимся тоном Донева.

— А вы расскажите то, что знаете. Не смущайтесь. Мертвой хуже не станет, а вы можете помочь Каменову. Как вы объясняете то обстоятельство, что Стефка и Слави не поженились? Не было ли каких-нибудь тайных препятствий для этого?

— Никаких препятствий не было, — решительно сказала Донева. — Она любила его и готова была сразу выйти за него замуж. И Слави

любил ее ужасно, готов был жизнь за нее отдать. Самой большой его мечтой было жениться на ней. Но он боялся...

— Чего ему было бояться? Молодая, красивая женщина, и работа у нее была хорошая.

— Как раз этого он и боялся. Что не достоин ее, что она слишком красива для него. Да и ее первый муж...

— Хаджихристов?

— Да, Слави больше всего ревновал ее к нему.

— Значит, он был ревнив!

— Но не думаете же вы... что это он убил ее из ревности?

Донева смущенно замолчала.

«И чего разболталась, — думала она. — Отвечай, что тебя спрашивают, и не распускай языка. Не у соседки находишься. Это милиция, бог знает, что подумают. Но и молчать нельзя — ему может показаться, что скрываешь что-то, что виновата».

— Я должна вам это объяснить, чтобы у вас не осталось ошибочного впечатления. Первый муж Стефки был настоящий джентльмен...

— А развелись они по его вине.

— Но и здесь он проявил себя как джентльмен. Даже на разбор дела не явился. Слова плохого про нее не сказал. Нашел ей хорошую работу, хорошую квартиру. У нас. Я не говорю, что он не был виноват. Был виноват перед ней. У него есть эта слабость — заглядываться на чужих жен. Но все-таки это воспитанный человек, культурный, красивый, хотя и пожилой уже... Очень элегантный. И денег много зарабатывает, а это тоже имеет значение.

— О да, конечно, это тоже имеет значение.

— У него есть легковая машина, итальянская — «Фиат». Он научный работник, доцент. Сейчас заместитель начальника управления.

— Не продолжала ли Стефка встречаться с ним? Старая любовь не ржавеет.

— Она не хотела его даже видеть. Была оскорблена. И Слави знал это. Но сам он не мог обеспечить Стефке такую жизнь, какую ей обеспечивал Хаджихристов.

— А Стефка?

— Стефка смеялась над его опасениями.

— Но она была очень красивая женщина, разведенная. Не вертелись ли вокруг нее разные ухажеры?

— Вертелись. Особенно один. Бездельник! В субботу даже домой притащился.

— В гости приходил? — заинтересованно спросил Влахов.

— Какие там гости! В гости приходят по приглашению. А он... Стефка просила меня не пускать его, говорить, что ее нет дома, и вот, на тебе, в субботу сама дверь открыла.

— И что, приняла его?

— А как прогонишь? Приняла. Потом ахала — едва спровадила, чуть не опоздала на свидание со Слави.

— А вы знаете, как его зовут?

— Имя его Иван. Стефка так его называла. А прозвище у него Дешевка. Хорошее прозвище, правда?

— Да, многообещающее. И где работает этот Дешевка?

— Пьет, вместо того, чтобы работать. А вообще-то он художник. Худой такой, высокий, с

черными, как смоль, волосами, с бородкой эдакой, знаете, модной... Ходит всегда в черной рубашке, в черном поношенном костюме.

— А вы не знаете, где он живет, где его можно найти?

— В «Бамбуке», — уверенно ответила Донева. — Он там с утра до вечера сидит. Так, по крайней мере, говорила Стефка.

Влахов побывал в кафе против Народного театра, которое в определенных кругах называли «Бамбуком». Среди его посетителей Дешевка пользовался широкой популярностью и принадлежал, как выразился заведующий кафе, к «постоянному присутствию». Выяснилось, что это художник-декоратор Иван Лаков Иванов, более известный под псевдонимом Скитальный. По месту прописки, в своей маленькой мансарде на улице Веслец, Иванов появлялся столь редко, что повестку на допрос ему пришлось вручить в кафе.

За десять минут до назначенного Иванову времени Влахов разыскал наконец Пенчева и пригласил его к себе в кабинет. Еще с порога Пенчев заметил на столике две рюмки. Он многозначительно ухмыльнулся и спросил:

— У тебя что, день рождения? Или сегодня день святого Минчо?

Влахов удивленно взглянул на него.

— Ты случайно не пропусти рюмочку с утра пораньше?

— Это я-то! На твоем столе рюмки, а ты – с больной головы на здоровую...

— А, ты об этом! Погоди, не трогай. Не для тебя приготовлены. Слушай, Ради, у меня к тебе серьезное дело. У нас мало времени. Слишком долго пришлось разыскивать тебя.

— А я подумал, что угостишь. Ну, если по делу, тогда говори.

— Я вызвал на допрос одного человека. Его и собираюсь угощать. Вероятно, коньяком. От тебя я хочу одного: чтобы ты определил, совпадают ли его отпечатки пальцев с теми, что обнаружены на рюмке и бутылке у Якимовой. И мне нужно узнать это сразу, прежде чем он уйдет.

— А к чему эти сложности? Нельзя ли «классическим» путем?

— Нельзя. Я не хочу разговаривать с ним по существу, пока не удостоверюсь, что следы оставлены им.

— И как ты думаешь все это организовать?

— Я его угощу, а спустя некоторое время Йонка принесет кофе и заберет рюмки. Она скажет тебе, из какой пил он. Не будешь же ты исследовать мою рюмку!

— А ты не зарекайся... Может, когда-нибудь и придется, — пошутил Пенчев.

— Ты жди в лаборатории. Сколько тебе понадобится времени, чтобы проявить и сравнить отпечатки?

— Без фотоанализа могу все сделать за пять-шесть минут. Но гарантия — только на девяносто девять процентов.

— Этого достаточно. Как только определишь — сразу ко мне. Если отпечатки совпадают, войдешь с зажженной сигаретой, если же нет — без сигареты. Понял?

— Так точно, товарищ начальник, — отрапортовал по-военному Пенчев.

— А теперь осмотри рюмку. Чистая, годится?

Пенчев ловко ухватил рюмку за ножку, внимательно оглядел ее со всех сторон на свет, дыхнул на нее несколько раз, протер своим носовым платком и, артистическим жестом поставив на стол, сказал:

— Отличная!

— Ну, а теперь иди и жди.