Алиса в Хуливуде
Шрифт:
– Вы сами.
– Когда я обняла ее, она вся обмякла, настолько она уже была пьяна. И что от нее осталось? Кожа да кости.
– Может быть, она просто устала.
– А знаете, когда-то все ее тело было столь же прекрасным, как сейчас только ноги. Вы обратили внимание на ее ноги? Все ее тело было в точности таким, пока жизнь не высосала из него соки. А ведь с такими ногами…
… она вполне могла бы участвовать в каком-нибудь кордебалете, – закончил он за нее.
– А потом превратиться в проститутку, – неожиданно рявкнула
– Эй, послушайте, разве артистки из кордебалета непременно становятся проститутками?
– Выставишь все напоказ, значит, на все готова, верно? Так говорил мой отец. Такое, внушали мне, случится со мною, если я уйду из дому.
– Но ведь не случилось же.
– Просто провалилась в кроличью нору и попала в Страну Чудес, правда?
– В Хуливуд. В Страну Чудес. Возможно, это и впрямь одно и то же.
– То есть ничего реального?
– Может быть, даже ничего рационального. Даже ничего осмысленного. Сплошное безумие.
– Но мать хотела, чтобы я так и поступила. Чтобы хотя бы попробовала.
– Должно быть, ей и самой хотелось так поступить?
– Ну конечно, когда-то. Но в ее времена Страна Чудес находилась на гораздо большем расстоянии и попасть туда было куда трудней. Она постоянно покупала киножурналы, а отца бесили эти никому не нужные траты.
Нелли шлепнула себя по затылку. И усмехнулась:
– Ничего себе, нет москитов!
– Только не говорите этого Джесси.
– Он же ни в чем не виноват.
Они вышли на пустырь. Итци нигде не было. Зато пара других парней, лет шестнадцати или семнадцати, возилась с машиной.
– Что-нибудь не так? – спросил у них Свистун. Они, рассмеявшись, продолжили возню. Свистун проверил покрышки мини-грузовика.
– Или они решили оставить их напоследок, или подумали, что такие не стоят хлопот, – заметил Свистун.
Он отпер пассажирскую дверцу и открыл ее перед Нелли.
– Значит, эти парни воруют покрышки?
– Нет, не думаю, что этот «кадиллак» им по карману.
Он захлопнул пассажирскую дверцу, обошел вокруг машины, дождался, пока Нелли не откроет ему его дверь. Завел мотор, включил фары. Парни ухмыльнулись, их глаза и зубы ярко сверкнули в свете фар.
– В молодости тебя ничто не страшит, – заметила Нелли. – Берешься за что угодно.
– Рано или поздно они попадутся на чем-нибудь серьезном. Посидят в тюрьме – и перестанут быть молодыми.
– Вы так говорите, словно это вам совершенно безразлично.
– А вы что, хотите, чтобы я вылез из машины, отправился к ним и прочитал лекцию о том, как должен вести себя благонамеренный гражданин?
– А они бы вас послушали?
– Вот в том-то и дело. Что зря стараться?
Он подъехал к Дадли-корт и припарковался у заколоченного окна.
– Все равно винить следует только себя, – заметил он. – Но не в этом случае.
Могло бы показаться, что он по-прежнему имеет в виду двух воришек, но Нелли поняла, что он говорит об
– Все дети разъехались, – сказала она. – И я оказалась не единственной такой черствой. Остальные и вообще не приезжают. И никто никогда не пишет. Я даже не знаю, где сейчас мои братья и сестры.
– Тем более не следует винить во всем себя.
– Отец сердится на меня больше, чем на других. Я была у него в любимицах. Однажды, еще до того как я вышла замуж на Роджера, я предложила им переехать ко мне в Западный Голливуд. Но он не захотел.
– Почему?
– Не знаю. Он клеймит себя за то, что оказался неудачником. И поэтому она ведет себя, как ей вздумается, и пьет, сколько ей захочется. Так она ему, во всяком случае, объясняет. А ему не хочется, чтобы я видела, как она обращается с ним, словно с полным ничтожеством.
Каждый строит свою жизнь на пьедестале, воздвигнутом из лжи, подумал Свистун. Постепенно он начал понимать, как четырнадцатилетней Нелли удалось вырваться из Айовы. Начал понимать, что произошло у матери с дочерью, когда первая, в свою очередь, сбежала из дому, якобы чтобы поглядеть, как живется второй.
– Он человек гордый, – сказал Свистун. – И это хорошо.
– А вы, Уистлер, человек мягкий. И это хорошо тоже.
Она подалась к нему на широком сиденье, ее взгляд был устремлен к его губам. Она обхватила его обеими руками за шею. Лунный свет, проникая в кабину через заднее стекло, падал ей на глаза. Слабо охнув, она обернулась, поглядела через его плечо.
– О Господи, какая луна. Давай пойдем на берег.
– Если мы не зайдем, твоя мать подумает, что мы уехали.
– Она же видит машину. Она поймет, что мы пошли полюбоваться луною на берег океана. Я вслух мечтала об этом еще там, в Банте, когда была совсем маленькой.
Она повернулась на сиденье, довольно сильно ударив Свистуна бедром. Он практически вывалился из машины. Она тихо рассмеялась. И помчалась по аллее к песчаной полосе пляжа. И он помчался следом за нею.
Риальто сидел на самой темной скамье, дощатый зонтик не пропускал сюда лунный свет, а ни одного фонаря или ярко освещенной витрины поблизости не было.
Он увидел, как Нелли и следом за нею Свистун выбежали из Дадли-корт и помчались в сторону моря. Повернул голову, уже провожая их взглядом, когда они промчались мимо нее. Свистун был похож на терпеливого отца, который гонится за непослушным ребенком.
Он посмотрел на крышу трехэтажного дома, на первом этаже которого находилось кафе.
Спиннерен стоял на крыше у парапета. Он уже собрал легкую винтовку и привинтил оптический прицел. Затем, после минутного колебания, опустился животом вниз на грязную и неровную крышу. Снял солнечные очки и положил их на гравий подле себя.