Алиса
Шрифт:
Нет. Она не посмеет забрать и её. Я не переживу это.
– Прошу, не нужно…
Я не заметил, как потерял контроль. Только почувствовал, как живот сводит болезненной судорогой. Затем понял, что задыхаюсь.
Я закрывал лицо ладонями и сжимал зубы, пытаясь сдержать слёзы. Чувствовал, как присевшая рядом Лера гладит меня по спине. С её пальцев струилось тепло. Незримые нити скользили по коже, проникали в сосуды и разливались по телу успокоением.
Не знаю, сколько это продолжалось. В конце концов, боль просто закончилась. Ещё какое-то время я вздрагивал, как в посмертных конвульсиях, а потом опустил ладони. Посмотрел на Леру. Её тёмные волосы лились по шёлку ночной рубашки.
Я прижал жену к себе и почувствовал, как её тепло заполняет образовавшуюся в груди пустоту. «Этого не случится, – пообещал я себе. – Не позволю».
– Когда ты хочешь уехать? – спросил я.
Лера прикусила губу.
– Прямо сейчас.
– Хорошо, – я кивнул. – Если так, то готовь вещи. Проведём вместе эти три дня.
Всё было не по-настоящему и, конечно, происходило не с нами. Ведь, если б Лера и вправду умирала, то наша машина бы не сломалась, и мы бы не ехали за город на такси – в прокуренной иномарке, в компании надоедливого водителя.
Всё это было лишь сном. Навязчивыми видениями на фоне вечного стресса.
Тем утром мы долго и основательно собирались. У нас оставалось меньше трех суток, а мы транжирили время и разгуливали по квартире, словно уже опоздали, и теперь можно не торопиться.
Лера ходила по комнатам. Водила ладонью по стенам и мебели. Поливала цветы и шептала им что-то нежное. Протирала листья и стебли… Листья и стебли шептали ей что-то в ответ. Зелёные, сочные, полные жизни.
Когда чемодан был собран, Лера посмотрела на меня – коротко, с просьбой во взгляде. Я кивнул. Знал, что ей это нужно. Мы подошли к детской.
Перед тем как войти взялись за руки. Постояли у порога пару мгновений. Потом Лера повернула дверную ручку. На розовых обоях висели плакаты с планетами. Любовь дочери к космосу умиляла. Помнится, однажды я зашёл в детскую и увидел, что над нашей фотографией висит картинка с горящим метеоритом. Рядом была нацарапана надпись. «ЗАТО НИ НАДА БОЛЬШЕ НА РАБОТУ». Я смеялся тогда до самого вечера.
… Мы ехали в трясущейся прокуренной иномарке, и позади, оставался город с его серыми зданиями, серым небом и серой рутиной. Бетонные коробки становились всё меньше и ниже, пока не превратились в полуразрушенные деревянные халупы. Потом жилые дома и вовсе исчезли. В запотевшем окне проносились лишь автозаправки, придорожные кафе и гостиницы. Через какое-то время не осталось и их. Дорогу обступил лес.
Лера сидела рядом, положив голову мне на плечо. Всё что я хотел – это ехать с женой вдвоём, слушая тишину, но водитель такси то и дело нарушал наш покой. Он оказался конченой сукой, этот водитель. Дело было даже не в том, что он содрал с нас втридорога, – деньги уже не имели значения, – а в том, что этот лысый, похожий на обезьяну таксист не понимал очевидных намёков. Каждый раз, когда он начинал разговор о политике, или ещё о чем-то настолько же мерзком, я смотрел на него в зеркало заднего вида и убедившись, что он видит, едва заметно качал головой. Мол, мужик, давай завязывай. Просто молчи. Лысый не понимал, либо делал вид, что не понимает. Очевидно, ему было скучно ехать два с половиной часа, погрузившись в молчание, поэтому не проходило и пяти минут, как он снова нарушал тишину. Чем больше он раскрывал рот, тем сильнее оттуда сквозило глупостью. Лысый был младше меня лет на десять; казалось, только вчера выпустился из техникума, а говорил с таким видом, будто имел учёную степень по политологии. Он талдычил про особую судьбу России и врагов на Западе. Говорил о патриотизме и о других неуместных вещах. Мне хотелось ударить его головой
Потом он включил музыку. Бьющую басом дешёвку про кокаиновые дорожки и шлюх. Я не выдержал.
– Слушай, родной. Приглуши шарманку, будь другом.
– Да ладно, че? Нормальная песня, – возразил таксист. – Качает.
Я глубоко вдохнул.
Лера погладила меня по руке.
– Попробуем ещё раз, – сказал я и посмотрел в водительское зеркало. – Выключи, пожалуйста, музыку.
Таксист поймал мой взгляд. И тут же опустил глаза. Он словно уменьшился в размерах – вжался в сидение, очнулся и, потянувшись к панели, щёлкнул кнопкой. Музыка затихла.
– Спасибо, – произнёс я, с трудом не добавив крутившееся на языке оскорбление.
Лера улыбнулась и погладила меня по голове.
– Всё хорошо. Не злись.
Я опустил ресницы в знак согласия. Сжал ладонь жены и уставился в окно. Ладонь шептала без слов. Очень хотел ни о чём не думать, но мысли летели сами – одна за другой. Все мрачные, словно осеннее небо.
Лес за окном сменился полями. Трава на них пожухла, упала и оголила черноту земли. «Мир умирает, – подумал я. – Всё умирает». Подумал и вспомнил, что скоро придёт зима. Придёт обязательно, как приходит всё неизбежное. Когда мы с Лерой вернёмся в Тайгу, холодный ветер уже сорвёт с деревьев листву. Он обсыплет ею тротуары, забьёт ливневую канализацию, и с первым серьёзным дождем город, как обычно, утонет.
А потом выпадет первый снег. Как всегда неожиданно. Из домов повылезают люди – восторженные, удивлённые, словно и не в Сибири живут. Казалось бы, что диковинного в снеге? Это ведь происходит год за годом. Как можно быть не готовым к тому, что неизбежно наступит?
Как оказалось, можно. Ещё как можно.
«Ты вернёшься в Тайгу один», – мелькнула мысль, и в груди невыносимо засвербело. Захотелось курить. Я попытался успокоиться. Попытался поймать то бездумное тягучее состояние, которое порой наступает, когда очень долго всматриваешься в вид за автомобильным окном.
За грязными стеклами проплывали разрушенные посёлки. Поросшие бурьяном улицы, покосившиеся заборы, дырявые крыши. «Неужели в этих домах до сих пор кто-то живёт?» – подумал я. Безобразные кривые постройки торчали из земли скелетами, словно все эти деревни давным-давно похоронили, но земля их не приняла, и выдавила сгнившие избы наружу.
Посёлок, в который мы ехали с Лерой, был совершенно не похож на эти мёртвые земли. Там, в Роще, всё ещё жила русская сказка, которую не коснулись годы. Будто дух места, спрятавшись за тайгой, пережил все войны, голод, развал страны, а главное – стремительно надвигающееся будущее и перемены, не щадящие никого.
В моём будущем до перемен оставалось меньше трех дней…
Мне стало интересно, где она сейчас? Где её видит Лера? Может, она сидит рядом – вот здесь, на заднем сидении? Или летит вслед за машиной? В белом сарафане, с чёрными глазами.
В молодости я был знаком со смертью чересчур близко. Каждый день чувствовал её дыхание. Смерть стала для меня живой. Бывали моменты, когда приходилось заходить одному в грязные, насквозь пропитавшиеся вонью притоны, сжимая в кармане лишь зажигалку. К счастью, никто так и не кинулся на меня с ножом, и не ударил ничем тяжелым. Максимум, что случалось – это немного брани и чуть-чуть дерзких жестов. Правда, и они пропадали, когда и я показывал свои зубы. Общаясь с пьяными уголовниками, я, словно заходил в клетку со львами. Не показывать страх. Не суетиться. Знал, что стоит немного проявить слабость, и шанс того, что незримая спутница прикоснётся, тут же взлетит до небес. А я вовсе не хотел взлетать до небес. Тем более я догадывался, что мне скорее в другую сторону – туда, ближе к земному ядру.