Алиса
Шрифт:
Трудно описать, какие чувства охватили меня, когда я увидел наш дом. Брезжил серый рассвет. Мне вдруг показалось, что я отсутствовал долгие месяцы. На глаза навернулись предательские слезы. Потом мне почему-то показалось, что я вообще никуда не уезжал, а все случившееся - не более, чем сон. И эти мысли одолевали меня столь настойчиво, что мне пришлось буквально силой уверять себя, что это не так.
Алиса отнесла Полли в дом. Маллиген взял меня под локоть.
– Кэмбер...
Я уже знал, что он скажет.
– Прощай, Кэмбер.
Мы
– Понимаешь, Кэмбер... Словом - не приезжай на мою лодочную станцию. Никогда. Ни ты, ни - твоя жена.
Чуть помолчав, я кивнул.
– Знаешь - почему?
– Знаю, - сказал я.
– Видимо, иначе нельзя.
– Иначе нельзя, Кэмбер. Мы с тобой должны навсегда забыть о существовании друг друга. Никто и никогда не должен докопаться до того, что мы знакомы. Если бы не я, ты бы вовек не попал на эту реку. А, коль скоро я тут ни при чем, и тебя там быть не могло. Понял?
Я кивнул.
– Что бы ни случилось, Кэмбер, стой на своем. Ты меня не знаешь. Мы никогда не встречались. Ты никогда не сидел в моей лодке. Как только мы сами в это поверим, все будет в порядке.
– Нас никогда не расколют, - сказал я.
– Никогда это слишком долго. Главное - сейчас.
– Занятно, - покачал головой я.
– Ведь я никогда не был знаком с таким человеком, как вы, мистер Маллиген. Вы - единственный во всем мире, про кого я мог бы сказать: "вот - мой друг".
– В мире много друзей, Кэмбер.
– В вашем мире, мистер Маллиген. В моем их нет.
Маллиген пожал плечами.
– Жизнь у нас длинная, Кэмбер. Не позволяй всякой швали садиться тебе на голову. Радуйся тому, что имеешь.
Я кивнул.
– Ты ведь и сам - славный малый, - усмехнулся Маллиген.
Мы ещё раз обменялись рукопожатием, а потом он сел в машину и укатил. Но слова его остались со мной. Никто прежде не говорил мне таких слов.
14. Ключ
Полли продолжала спать, когда Алиса уложила её уже в собственную, детскую кроватку. Бедняжка так устала и измучилась, что нам стоило совсем небольших усилий убедить её на следующий день, что почти все случившееся не более, чем кошмарный сон. Психиатры утверждают, что подобные ужасы не стираются совсем, оставляя в мозгу детей незаживающие раны, которые сохраняются на всю жизнь. Мне кажется, что трудно встретить ребенка без той или иной раны, но Полли, по меньшей мере, просыпаясь, сразу встречает только любовь и понимание.
Пока Алиса укладывала нашу дочурку, я проверил, заперты ли все двери и окна. Отныне мне надолго предстояло ежедневно выполнять этот ритуал.
Затем я сбросил окровавленную одежду, порадовавшись, что не надел один из своих дорогостоящих костюмов. Я отнес джинсы и рубашку со спортивной курточкой на кухню, показал Алисе и спросил, что с ними делать - сжечь или закопать.
– Ни то, ни другое, - твердо сказала она.
– Такие вещи на дороге не валяются. Я брошу их в стиральную машину - и они будут,
Я кивнул, не в силах пускаться в споры. Небо уже зарозовело.
– На работу я не пойду, - заявил я.
– Это ещё почему?
– Яффи видел, что я болен.
– Что ж, ты ещё ни разу не пропускал работу из-за болезни. Сейчас, Джонни, для тебя главное - побыстрее лечь спать. Ложись в постель.
– Я должен принять ванну.
– Прими ванну и отправляйся спать. Ты голоден?
Я покачал головой.
– У нас в холодильнике есть полбутылки водки.
Я снова помотал головой.
– Выпить я бы не отказался. Но, если выпью, меня сразу стошнит.
– Тогда ложись спать и постарайся выспаться.
– Если Полли позволит.
– Если Полли проснется, я встану к ней сама. Можешь выспаться досыта.
– Но ты ведь не спала столько же, сколько и я.
– Ты устал больше, Джонни.
– Почему?
– Потому что мужчины и женщины сделаны из разного теста, Джонни. Это трудно понять, да?
– Да, трудно, - кивнул я.
* * *
Я отмок в ванне и принял душ, смывая и соскребая с себя чужую кровь и стараясь, из опасения, что меня вывернет наизнанку, не смотреть на стекающую с меня кроваво-красную воду. Так я стоял и стоял под душем, пока не услышал голос Алисы:
– Джонни, ты не уснул там?
Тогда я наконец вылез, насухо вытерся, облачился в пижаму и забрался в постель. Кровать у нас с Алисой двуспальная, старого образца. Я заикнулся как-то раз о сдвоенной кровати, но Алиса наотрез отказалась, пояснив, что уважающие себя англичане не разделяют современных американских представлений о том, каким должно быть супружеском ложе.
– Супруги должны вести нормальную супружескую жизнь, - заявила она, а не прикидываться только друзьями. Да и что скажешь Полли, когда она повзрослеет и начнет задавать вопросы?
Это решило исход дела и у нас осталась двуспальная кровать. Я уже почти спал, когда Алиса забралась в постель и прижалась ко мне, теплая и мягкая.
– Джонни?
– А?
– Ты спишь?
– Почти.
– Я не могу злиться на тебя в постели, Джонни.
– Хорошо.
Она обвила меня руками.
– Джонни?
Я уже проваливался в небытие, но Алиса извлекла меня оттуда.
– Джонни?
– Что?
– Ответь мне - всего на один вопрос.
– Ладно. На один.
– Ты её любишь?
Я встрепенулся, силясь понять, на каком свете нахожусь, и ответил:
– Не совсем.
– Что?
Я разлепил глаза и посмотрел на нее. Потом нагнулся, чтобы поцеловать, но Алиса отстранилась.
– Что, черт побери, ты имеешь в виду под "не совсем"?
– Ты же никогда раньше не ругалась.
– Сейчас - случай особый, черт возьми! Итак - что ты этим хотел сказать, дьявол тебя дери?
– Да ничего я не хотел этим сказать. Я люблю тебя, Алиса.