Алитет уходит в горы
Шрифт:
– Ну, Никита Сергеевич, наше чукотское государство настолько велико, что пять лет можно все мерить да мерить, а отрезать и времени не хватит.
– Нет, товарищ Жуков, хватит! Отрезать начнем на обратном пути. Ты пойми одно: вот сейчас мы показали себя, их посмотрели - пусть теперь и гуторят. А гуторить им есть о чем. Ты думаешь, этот прейскурант - шутка? Нет, браток, это кусок революции! Этот прейскурант сразу зацепит всех: и рыжего паука Томсона, и ловкого парня Саймонса, и каналью Алитета, и многих других. Мы показали теперь охотникам,
Собаки бежали ровно. Лось, убедившись, что они не нуждаются в его руководстве, повернулся к ним спиной.
– Никита Сергеевич, а ты обратил внимание на Ярака? Это очень интересный парень. В первый раз отнесся ко мне с недоверием. "Они - белые люди - все одинаковы", - говорил он Айе. Потом совсем стал другим. Даже свои очки подарил мне. Прошлую зиму я много говорил с ним. Батрачил он у Томсона. А дочь Томсона Мэри - чукчанка настоящая. Стремится всеми помыслами к Яраку. Когда Томсон узнал об этом, он выгнал Ярака. Я рассказал Яраку про советский закон, и вот однажды он и прикатил ко мне вместе с Мэри регистрироваться. Красивая девушка, статная! Лицо такое... Андрей потряс рукой в воздухе.
– Ну?
– заинтересовался Лось.
– Но ты же знаешь, у меня ни бланков загсовских, ни печати. Как все это оформляется, я тоже не знаю.
– Ну? Дальше что?
– Что же дальше? Уехали обратно, не зарегистрировавшись.
Лось резко остановил нарту, вскочил и, тряся заиндевевшей бородой, закричал:
– И дурак же ты, Андрюшка! Такой, что я даже себе и представить не мог! На кой дьявол нужен тебе этот бланк? Тебе этих бланков, может, еще пять лет не пришлют! Кладут тебе бытовую революцию прямо в карман, а ты упрямишься и ищешь какой-то бланк!
– Ну чего ты расходился? Как будто непоправимое дело! Обратно поедем - и все будет улажено, - сказал Андрей.
– Пусть они приедут ко мне. Посмотришь, как я все устрою. Надо только соображать немного!
Передней нарты уже не было видно. Лось гаркнул на собак, и они взяли в галоп, догоняя упряжку.
– Андрюша, а какой паренек в стойбище Энмакай? Помнишь, ты мне рассказывал?
– Ваамчо.
– Да, да, Ваамчо. Там, где Алитет живет? Вот поедем, остановлюсь у Алитета, посмотрю, что это за птица!
– Здесь ты допускаешь ошибку!
– сказал Андрей.
– Какую?
– Зачем нам якшаться с Алитетом? Надо подчеркнуть пренебрежительное отношение к нему и уважение к Ваамчо. Не важно, что у Ваамчо, может быть, маленький грязный полог.
– Ты прав, Андрей. Расквитались, значит.
– И Лось, довольно усмехнувшись, ткнул кулаком Андрею в живот.
С севера опять потянул ветерок. По дороге стлалась поземка. Наступала ночь.
Передняя нарта остановилась. Подошедший каюр сказал:
– Андрей, иди на свою нарту. Пурга будет. Видишь, луна в рубаху оделась. Надо мне самому управлять собаками.
Лось уселся на свое место и погрузился
Непроходимые нагромождения торосов преградили путь, и каюры, повернув упряжки, поехали в горы.
Началась пурга.
Мириады снежинок закружились в воздухе, образовав сплошную снежную завесу.
Пурга завыла, и в этом бушующем снежном океане Лось не мог разглядеть ни передней нарты, ни собак своей упряжки. "Ну, Лось, кажется, начинается твое первое крещение", - подумал он, крепче затягивая капюшон.
– Ой, тут осторожно надо ехать. Тут можно помирай!
– крикнул каюр. Скалы здесь. Очень высокие!
На вершины отвесных скал пурга наметает висячий сугроб, и горе тому, кто наедет на этот карниз. Бывает, когда и люди и собаки, сбившись с дороги в пурге, летят вниз, а вслед за ними катится снежный обвал и хоронит их.
Каюры привязывают одну нарту к другой и едут гуськом. Часто останавливаются, совещаются.
Собаки медленно бредут в беспросветной тьме. Каюры направляют их чуть-чуть против ветра, где, по их мнению, лежит путь.
Один из каюров идет впереди и все время бросает остол, привязанный к веревке. Если веревка "побежит" из рук, немедленно раздается крик:
– Стой!
Значит, здесь обрыв, и тогда каюры вместе уходят искать "дорогу", оставив нарты.
Долго-долго их нет. Собак уже занесло, и они, свернувшись, лежат под снегом.
Лось следит по часам.
– Полчаса уже прошло, - говорит он.
– Придут!
– уверенно отвечает Андрей, сам не зная, придут или нет.
– А для пурги хорошие часишки подарил мне Саймонс. Смотри, как светят. Волчий глаз. И стоят всего один доллар. Часы для бедных. Больше года не ходят. Хитрые американцы, - говорит Лось, прижав Андрея к барану* нарты.
_______________
* Дуга посредине нарты.
Кажется, целую вечность сидят они на нарте и ждут каюров.
– А и в самом деле что-то долго их нет, - говорит Андрей.
– Не потеряли они нас?
– Что же тут удивительного!
– И Андрей кричит: - Эге-ге-гей! Эге-ге-гей!
Но пурга уносит этот крик в другую сторону.
– Никита Сергеевич, давай вместе покричим!
– Пострелять надо. Вот у моего каюра винчестер лежит.
Лось берет перевязанный ремнями старый винчестер, пробует стрелять, а выстрела нет.
– Ему сто лет, этому ружью. Из него надо стрелять умеючи... Вот послушаешь тебя, а потом и раскаиваешься. Какого черта я не взял свой наган!
– Не любят они, Никита Сергеевич, когда ездят с наганами. Они считают: ружье для зверя, а маленькое ружье зачем? Людей убивать?
– Чепуха! А вот сейчас наган и пригодился бы... Все-таки что же нам делать, если они потеряли нас?
– Сидеть на месте до окончания пурги.
– А если она задула на пять дней?
– Все равно, хоть на десять. Я совсем не хочу прыгать с высоты в триста или более метров, - сказал Андрей.