Алькатрас и Пески Рашида

Сандерсон Брендон

В комнате воцарилась тишина.

— Ну? — сказала наконец Бастилия.

— Что — «ну»? — спросил я.

Она снова посмотрела на меня поверх очков, на сей раз страдальчески.

— Пески Рашида, — выговорила она раздельно. — Есть они здесь или нет?

— Ну, — сказал я, — особого сияния нигде не видать…

— Что ж, это тоже результат. Ты ведь увидел бы Пески, даже будь они запрятаны в Стекло Восстановления.

— Да, но кое-что занятное я все же подметил, — заявил я, оглядываясь на книжные полки. — Когда я первый раз посмотрел на корешки, буковки шевелились!

Бастилия кивнула.

— Это была просто аура

внимания. Очки хотели, чтобы ты обратил внимание на текст.

— Очки… хотели? — переспросил я.

— Ну, — поправилась Бастилия, — скажем так: хотело твое подсознание. Очки на самом деле неживые, они просто помогают нужным образом сосредоточиться. Полагаю, поскольку ты уже раньше видел написанное на Забытом Языке, твое подсознание узнало буквы на корешках. Вот очки и создали ауру внимания, чтобы ты уже сознательно это заметил.

— Занятно, — проговорил Синг.

Я медленно кивнул. И вдруг вся фигурка Бастилии странным образом расплылась, став нечеткой. Опять аура внимания или что-то еще? А если она самая, то что я должен был заметить?

«Откуда тебе столько известно об аурах, доступных лишь Окуляторам? А, Бастилия?.. — подумал я, сообразив наконец, что меня беспокоило. — Эта девчонка далеко не так проста, какой предпочитает казаться!»

Чем больше я о ней думал, тем больше переставал что-либо понимать. Ну вот, например, с какой бы стати она взялась защищать дедушку Смедри? Она явно была силой, с которой следовало считаться. И в то же время оставалась просто ребенком. И эти ее познания об окуляции, в то время как Синг — профессор, да еще и Смедри, — и четверть столька не знал!

Странное дело…

Вы, небось, успели решить, что в нескольких предыдущих абзацах я «заряжаю ружье», чтобы в нужный момент оно «выстрелило». Вот тут вы угадали. Только сам я, когда все эти мысли мне приходили, никаких предчувствий не ощущал. И ни малейшего понятия не имел, насколько все это важно.

Мне вообще время от времени странные мысли в голову лезут. Их там и сейчас несколько штучек засело. Не буду утверждать, будто все они настолько уж важные. Поэтому, рассуждая на сей счет, я обычно и упоминаю лишь самые значительные. К примеру, я мог бы рассказать вам, что все светильники внутри библиотеки имели форму различных фруктов и овощей, но поскольку это не имело отношения к развитию сюжета, я и не стал о них упоминать. А еще я мог бы включить эпизод, где я подметил корни волос Бастилии и задался вопросом: на кой ляд она красит их в серебряный цвет, не довольствуясь природным рыжим оттенком? Но это тоже имеет весьма мало отношения к основной сюжетной линии, и поэтому я не…

Хотя погодите-ка! Вот это как раз и важно! И очень даже имеет! А, ладно. Проехали.

— Ну что, готовы? — спросила Бастилия.

— Я вот это заберу. — Синг расстегнул свою бездонную сумку, вынул оттуда лишний «узи» и запихнул на его место достижения взломщика кодов. — Квентин убил бы меня, узнай он, что я здесь их оставил!

— Вот, возьми еще. — Я бросил ему в сумку ту книжечку на Забытом Языке, которую листал. — Пусть обрадуется.

— Светлая мысль, — похвалил Синг, застегивая молнию.

Я сказал:

— Одной только вещи не понимаю…

— Всего одной? — фыркнула Бастилия.

— Библиотекари, как я посмотрю, из кожи вон лезут, чтобы никто у нас ничего не узнал, — сказал я. — Но зачем? Столько затрат и усилий, а ради чего? Смысл-то какой?

— Злобной

секте Библиотекарей еще требуется причина, — хмыкнула Бастилия. — Ну-ну…

Я промолчал.

— Причина, Бастилия, на самом деле есть, — сказал Синг. — Все, что ни делается, всегда делается с какой-нибудь целью. Движение Библиотекарей, если кто не знает, основал человек по имени Библиоден. В просторечии его большей частью называют просто Нотариусом. Его учение состояло в том, что мир представляет собой слишком странное место. Такое, которое нуждается в упорядочивании, организации и контроле. Один из важных тезисов Библиодена называется Огненной Метафорой. Он учил, что огонь, если предоставить его себе самому, уничтожает все окружающее. Если же ограничить его распространение, он, напротив, оказывается очень даже полезен. Вот Библиотекари и считают, что некоторые вещи — окуляторское могущество, новые технологии и Таланты Смедри, к примеру, — следует, как тот огонь, ограничивать и держать под контролем.

— Под контролем у тех, кто предположительно знает, как лучше, — добавила Бастилия. — То есть у Библиотекарей.

— Значит, — сказал я, — вся эта подстава…

— Осуществляется с целью создать мир, вымечтанный Нотариусом, — сказал Синг. — Создать место, где информация управлялась бы небольшой кучкой избранных, где власть принадлежит адептам учения Библиодена. Мир, где ничто странное или ненормальное не имеет права на существование. Мир, из которого изгнана и осмеяна магия, мир, в котором все было бы таким восхитительно обыкновенным…

«Так вот с чем мы боремся, — в самый первый раз подумалось мне. — Вот чего мы стараемся не допустить…»

Синг закинул сумку на плечо, поправляя очки. Бастилия вновь приоткрыла дверь, выглядывая сквозь щелочку в коридор. Пока она этим занималась, я заметил «узи», валявшийся на полу. Машинально наклонившись, я его поднял.

Замечу в скобочках, что то же самое сделал бы на моем месте практически любой тринадцатилетний мальчишка. А если не сделал бы — значит, мало книжек читал про душегубов Библиотекарей!

К несчастью, на большинство своих сверстников я был не слишком похож. Я был особенным. И моя особость проявила себя в первый же миг, когда я взял автомат в руки. «Узи» немедленно сломался. Он издал звук, чем-то напоминавший вздох, и развалился на сотню отдельных деталей. По полу запрыгали пули, а я остался стоять с обломком рукоятки в кулаке.

— Ох, — сказал Синг. — Я вообще-то собирался здесь его оставить, Алькатрас.

— Я… ну… — сказал я, бросая на пол бесполезную железяку. — Я типа хотел… как бы… смотрю, валяется… надо же подобрать… позаботиться на всякий случай… Чтобы никто не обнаружил «примитивное оружие» и нечаянно не поранился.

— А что, хорошая мысль, — сказал Синг.

Бастилия открыла дверь, и мы выбрались в коридор.

— Следующая дверь, — сказала Бастилия.

Я кивнул, заново меняя очки. И как только на носу у меня оказались Линзы Следопыта, заметил чьи-то следы.

Они были очень свежими и очень черными. И понемногу меркли прямо у меня на глазах. И в них ощущался как бы отзвук некоего могущества.

Я сразу понял, кому они могли принадлежать.

Следы тянулись вдоль коридора, причем им сопутствовали еще одни, изжелта-черные, — и терялись вдали. Вся их цепочка прямо-таки горела, зловеще и мрачно, словно бензиновые пятна, раскиданные по полу и охваченные черным огнем.