Аллигат

Штиль Жанна

Его сиятельство решил позволить себе напиться. Не слишком быстро и непристойно. Он опустошал графин с виски вдумчиво и со вкусом. Через пару часов он захмелеет, ляжет спать и провалится в глубокий безмятежный сон.

Но алкоголь не помогал. Принятое решение — и сейчас казавшееся ему единственно верным, — не давало возможности забыть ту, которую уже не забыть никогда.

Воспоминания не отпускали, приятным теплом разливаясь по телу. С каждым глотком виски несговорчивая память настойчиво возвращала его к ней.

Перед

мысленным взором воскресло её лицо, взгляд синих глаз и тот момент, когда их губы соприкоснулись. Её стон до сих пор отзывался заблудившимся эхом в лабиринтах сошедшего с ума разума. Мартина снова обдало жаром. Желание рвалось наружу, кружило голову, но разрядка не наступала.

Неожиданно наслаждение сменилось болью от осознания греховности происходящего. Мужчина опомнился, почувствовав себя падшим и порочным. Он не хотел быть таким. Долгая и упорная работа над собой приучила его к самодисциплине. Всё вышло против его желания. Так бывает.

Усилием воли он взял себя в руки. От давящей тишины загудело в ушах. Сердце болезненно сжалось и пропустило удар. Боль расползлась по телу, сковав мышцы, не давая вдохнуть. В горле стоял ком. По щеке скатилась слеза.

Кратковременная слабость сильного мужчины…

Сжатые в кулаки пальцы побелели от напряжения. Биение сердца отдалось пульсирующей болью в висках.

Приняв твёрдое решение, Мартин успокоился. Мысли обрели ясность. Он перевёл дух и в два глотка допил виски. В груди бродили отголоски душевной боли.

Всё проходит. Пройдёт и это, — успокоил он себя. Безжизненные струны его души скоро замолкнут.

***

— Что это? — вскрикнула Венона и трагично заломила руки. — Где ты, мерзавка?!

Мадди, услышав крик, вышла из туалетной комнаты с мокрым полотенцем в руке и впилась взором в леди Стакей.

Та, скрестив руки на груди, широко открытыми глазами смотрела на ложе, на котором лежало бальное платье её дочери. С утра оно было увлажнено и бережно расправлено на кровати. Нижнее бельё, мягкие синие туфельки и серебристый веер покоились рядом. Начищенный сапфировый гарнитур из ожерелья, серёжек и браслета сверкал и ждал своего часа на секретере.

Горничная проследила за взором гостьи и, выронив полотенце, бросилась к ложу.

— Что это? — простонала она, падая на колени и размахивая руками над платьем, не решаясь к нему притронуться. — Как же это? Только что ничего не было!

Онемевшая Ольга шагнула к кровати. Осмотрев утром шёлковый наряд цвета морской волны, она усомнилась в верности прежнего выбора. Именно сегодня вечером хотелось затмить приглашённых женщин и произвести неизгладимое впечатление на единственного мужчину из всех присутствующих.

«Мама» склонилась над платьем и осторожно прикоснулась к тёмному пятну, расползшемуся по подолу:

— Не вода, — обернулась на дочь. — Что тогда? Это можно исправить?

Ольга последовала её примеру.

— Масло? — удивилась

она, потирая лоснящееся пятно, в самом деле, оказавшееся масляным. Откуда оно взялось? Пока господа завтракали, кто-то намеренно испортил платье. Зайти в незапертую комнату мог любой.

— Это невозможно… — застонала Венона, отходя к софе и падая на неё. — Катастрофа… — нащупала она на поясе серебряный флакончик с нюхательной солью. Попыталась откупорить его дрожащими пальцами.

— Я… Я… — захрипело позади Ольги.

Обернувшись на звук, она устремилась к лишившейся дара речи маркизе. Подсунутый под её нос флакончик с солью, привёл женщину в чувство.

— Я… давно говорила… выгнать эту змею, — обрела Венона дар речи. Опершись на жёсткий валик, приподнялась: — Вот, пожинай, — всхлипнула она, впрочем, без слёз. — Убирайся вон, гадюка.

— Это не я, хозяйка, — заплакала Мадди. — Зачем мне… Я всегда во всём старалась вам угодить.

Ольга наливала воду. Горлышко графина звякнуло о край хрустального стакана.

— Все успокойтесь. Теперь ничего не поделать, — тяжело вздохнула она, косясь на пятно. Залпом опорожнила стакан.

— Ты не доглядела, мерзавка! — вскочила маркиза. — Ты представляешь, сколько оно стоит?!

— Это конопатая Энн. Это она, — обливалась слезами Мадди. — Она давно метит на моё место.

«Виконтесса» села на край кровати.

Не судьба, — решила она, гипнотизируя безобразную маслянистую кляксу. Гладила струящийся шёлк, серебристую вышивку на лифе платья и погружалась в пучину апатии. Стало всё безразлично: и испорченный наряд, и оправдывающаяся горничная, и что-то злобно ей выговаривающая Венона. Захотелось тишины и свежего воздуха. Хотелось домой.

— Позови мистера Траффорда и мисс Топси, — сказала она Мадди глухо. Растирала пальцами виски, не обращая внимания на не менее расстроенную бурчащую «мать».

Когда в комнату вошли дворецкий и экономка, Ольга мысленно выстроила бетонную стену и отгородилась от мира. Чувствуя себя лишней, отошла к окну. Бережно ощупывала упругие и прохладные листья ожившего цветка. Так и человек, согретый лаской и вниманием, оживает. Ему хочется жить и радоваться каждому прожитому дню. Стоит забыть о нём, всё меркнет. Она не слышала, как леди Стакей, взяв инициативу в свои руки, давала чёткие указания, что кому и как делать.

— Я отдам тебе своё платье, — услышала Ольга сквозь размеренный шум прибоя в ушах. — Оно прелестное, из муара. И цвет будет тебе к лицу.

— Я немного выше вас, — безразлично ответила она.

— Наденешь бальные туфли, — спокойно рассудила Венона. От недавнего нервозного состояния не осталось и следа.

Мама обняла дочь за плечи и прислонила её голову к своей груди.

— Не печалься, родная моя. Ты красавица. Только не плачь — веки припухнут и покраснеют.

Ольге, в самом деле, захотелось расплакаться. В носу защипало.