Альма 2. Точка бифуркации
Шрифт:
– В 85-ом, - ответил тот, и слегка поразмыслив, добавил, - позапрошлого века.
– Эй, а ничего, что я тут тоже нахожусь?
– попробовал было слабо возмутиться я.
– Да ты вообще там сиди тихо, - отмахнулся от меня седой оперативник и повторил, - в 1877-ом.
– Во! А когда он в этот раз родился?
– Ты когда родился?
– снова повернулся ко мне Север.
– Я сижу тихо, - мрачно рассматривая пейзаж за окном, буркнул я.
– Эй, ты что, обиделся, что ли?
– удивился он, - да ладно тебе! Димка?
Я
– А ты знаешь, что на обиженных обычно возят, и что еще с ними разное нехорошее делают?
– В 90-ом.
– Во! Наш человек!
– В тысяча девятьсот?
– на всякий случай уточнил с водительского сидения Игнат.
– Ха-ха, как смешно, - выдавил из себя я, меня отчаянно мутило, - нет, блин, просто в девяностом. Лично знаком с Птолемеем Клавдием, жил в Риме, воевал с даками, там же, собственно, и сдох.
– Да ладно тебе, не горячись, - хмыкнул он и продолжил, - так вот, смотри, Серега, упыри зарубили его в 1877, а родился он только в 1990-ом, возникает резонный вопрос - где он болтался все это время? Как ни крути, а все-таки нехилый люфт получается.
– Ты меня спрашиваешь?
– скосил на него взгляд Север, - тут причин может быть такая масса, что мама не горюй. Вон, видал, как Альцмана при этом рассказе, чуть идеями да теориями не порвало?
– Да уж, - ухмыльнулся Игнат, - в таком возбуждении я его не видел с тех пор, как его пригласили в наш отдел, и Митров лично объяснил ему, чем он будет дальше заниматься до конца своей жизни...
– Уу, да возбуждение - это еще полбеды. Он когда в таком состоянии, у него такое неконтролируемое лекцие-извержение начинается, что просто туши свет.
– Угу. Причем кому это все рассказывать ему уже не особо-то и важно - главное выговориться. Эх, жаль Артемьева с нами уже нет... Вот же был дядька... Как увидит такое дело, так сразу ловит Ивана Абрамовича на взлете и успокаивает. Возьмет культурненько бутылочку литра, эдак, на полтора, закуски немного и в отдельную лабораторию его... И народу спокойнее работается и им хорошо. А сколько они таким макаром закрытых патентов и отчетов тогда надолбошили, помнишь?
– Спроси чего полегче, - хмыкнул Север, - мне такие цифры и представить себе сложно. А вот зато, сколько они спирта за все это время уговорили - сказать могу легко. Мне тогдашний зав.лаб все уши в свое время прожужжал на тему нецелевого расходования хозяйственных ресурсов.
– Зато, какой результат! Считай, на чистом топливе работали. А какая польза? Ни у одного движка такого КПД нету! Государству чистая выгода.
– Угу, результат. А кто потом этих двух алкашей в себя приводил, да от похмельной интоксикации откачивал? Если б не Стен и Духобор, давно бы оба загнулись от цирроза печени.
– Ладно, хрен с ней с его печенью, - отмахнулся водитель, - мне вот больше интересно, где душа все это время болтается и почему нет воспоминаний на этот счет.
– А то, что и обо всей прошлой
– поинтересовался Север.
– Хм, а ведь верно! Он же только последние минуты своей жизни помнит, а не все целиком.
– Вот о чем я и говорю, - кивнул седой оперативник, - более того, откуда ты взял, что между 1877-ым и 1990-ым он не рождался еще раз? В промежутке так сказать.
– Дык, снов-то ему подобных, больше на эту тему не снилось, - слегка смутился Игнат и посмотрел на меня в зеркало заднего вида, - или все же снились?
– Нет, - тихонько пробормотал я, медленно сползая на заднее сиденье и аккуратно укладывая тяжело гудящую голову на мягкую обивку.
– Эй, ты там как? Нормально?
– слегка встревожился тот.
– Да не трогай ты парня, - одернул его Север, - не видишь, отходняки у него. Вспомни себя, как ты маялся, когда мы только начали дэшку на себе испытывать.
– Да уж, - глаза в зеркале заднего вида приобрели сочувствующее выражение и снова вернулись на дорогу, - так о чем бишь я? Ах да, так вот, снов-то он больше не видел - значит, выходит, что это его последний раз и был.
– Не факт, - покачал головой оперативник, - это ничего не доказывает.
– Да ладно! А как же тот факт, что все эти воспоминания ему приснились в очень короткий промежуток времени? Считай, за несколько месяцев все свои жизни вспомнил, начиная с древнего мира и заканчивая нашими днями. Это, по-твоему, что?
– Ничего не доказывает, - скептически сжал губы Север, - может "ясновиделка" сломалась, вот больше и не показывает. Или сны были не по порядку, а только выборочно. А может, все так на самом деле все и было. Как ты это проверишь? Никак. Вот и говорить тут не о чем.
– Блин... жаль. Такая логическая цепочка рухнула...
– Не рухнула. Просто доказать ее невозможно. А так... почему бы, собственно, и нет? Может быть ты и прав.
– Интересно вот, а есть ли такая технология, которая позволила бы поставить своеобразный маркер и потом проследить, куда уходит душа, после смерти и что с ней потом там происходит дальше? Вон, ставят же упыри всякие там энергетические метки, хоть пока особо и не понятно их принципа работы. Да и мы с аурой работать научились...
– Так то с аурой, - хмыкнул Север, - да и у них, как мне чудится, тоже на нее все завязано. А душа... Душа она тоньше. И глубже. Намного. Читал же теорию ФТТ, чего тогда глупости говоришь?
Оперативники некоторое время помолчали.
– О, слушай, чего я тут вспомнил! Мне тут год назад, соседский пацан игрушку одну дал погонять. Так вот...
– Ты че, в игрушки, что ли играешь?
– перебив, удивленно посмотрел на него седой оперативник.
– А что в этом плохого?
– удивился Игнат, - каждый после работы расслабляется по-своему. Тем более, что ничего плохого в подобной визуализации идей и некоторых литературных произведений я не вижу.