Альманах «Истоки». Выпуск 13

Коллектив авторов

«Когда-нибудь этот мир остановится…»

Когда-нибудь этот мир остановитсякак старые карманные часычей механизм износился от временипружина ослаблашестерёнки проржавелии стёрлись до основанияа стрелки застылиили бессильно повислина выцветшем циферблатеИ некомуда и не у кого будет спроситькоторый час?

В музее

Метафора амфоры,древнего быта осколки –аллюзия времени.Музейная пыль сродникосмической пыли.Тени исчезнувших цивилизацийвзывают из теменипрошлого:Стойте!Мы тоже когда-то, как вылюбили, мечтали.Мы

были!Воины и мореходы,простые крестьяне, строители…Мастер, корпевший над статуей,как твоё имя?Мира навеки ушедшегобезымянные жителисмотрят на нас с фаюмских портретовглазами живыми.

Вечернее

Помедлив на последнем рубеже,скупое солнце прячется за крыши.О том, что дело к вечеру уже,я промолчу, но ты меня услышишь.Ты свет зажжёшь, и тьма сойдёт на нет.Прикроешь в доме окна, чтобы тыщиночных гостей, стремящихся на свет,не вторглись в наше скромное жилище,в котором только двое: ты и яживём, как две нахохленные птицы.Зачитанную книгу Бытияоткрыв на заключительной странице,мы будем молча наблюдать в окнона дольний мир от альфы до омеги,как на плывущем к вечности, давноот берега отчалившем ковчеге,и плыть, и плыть сквозь заоконный мрак,в холодное стекло уткнувшись лбами,и чувствовать всё явственнее, какночная тень сгущается над нами.

«Вот тьма над чёрной бездною. Вот свет…»

Вот тьма над чёрной бездною. Вот свет.Вот прошлого подробная канва.Вот жизнь длинною в миллионы лет.А вот небес холодных синева.Вот перечень всех сущностей земныхот Homo sapiens до губок и амёб.Вот мальчик, о созвездиях иныхмечтающий, читающий взахлёбнеписанную Книгу Бытия.Вот мириады звёзд над головой.Вот Космос. Вот Вселенная. Вот я,шагающий по гулкой мостовойвнутри большого города, когдавстаёт вопрос, один средь прочих тем:откуда мы, и движемся куда?В какую даль стремимся и зачем?Но сколько о подсказке ни просии ни бросай в ночное небо клич,не хватит ни терпения, ни силрассудком Божий замысел постичь.

«Жизнь продолжается и в четырёх стенах…»

Жизнь продолжается и в четырёх стенах,и в бессвязных обрывках тв-передач, и в горячечных снах;в темноте душной палаты, в тусклом свечении утренних окон;в слабом теле, дрожащем, как лист, сохраняющем боль и жар;в голове, надувшейся, как воздушный шар;в еле живой душе, внутри тебя свернувшейся в кокон.Жизнь продолжается несмотря на кривой високосный год,даже, если дела принимают такой оборот,что уже нет сил от нелепых фантазий и чаяний лживых.Но когда твой корабль получает опасный крени теряет мачты на фоне больничных стен,и тогда ты живёшь, пока кровь пульсирует в жилах.Жизнь продолжается, несмотря на то, что у страха глаза велики; с каждым новым вдохом, с понедельника, с чистой страницы, с новой строки;как бесценный подарок, дорогая награда, как чудо.А уставший за сутки санитар-сутенёр, заправляя пустую кровать,говорит: вот тебе ещё несколько лет, будешь ли продлевать?Отвечаю: чего бы это не стоило, обязательно буду.

Рисунок Светланы Ринго

Традиция и современность

Ирина Егорова-Нерли. Слово о Станиславе Сергеевиче Говорухине или Белый свет, идущий от земли

Решиться на своё слово о Станиславе Сергеевиче Говорухине – всё равно что почувствовать то потаённое, что закипало и успокаивалось в душе всенародно любимого кинорежиссёра и актёра, продюсера и сценариста, политика и вдумчивого живописца. Осуществить задуманное – значит, выйти за рамки житейских помыслов и хотя бы на короткое время стать отражением ВЕРТИКАЛИ – его человеческой истины. Почему, несмотря на грандиозный, полувековой и обширный по проникновенной глубине творческий путь и охват его деятельности, я выбрала скромное на первый взгляд «лирическое я» этого удивительного человека?.. Наверное, чтобы полнее понять и рассказать читателю о сокровенных мирах, скрытых от лукавого взора и беспощадного ХХ века. Итак – в апреле 2011 года – я познакомилась с художником, пишущим маленькие полотна и согласившемся показать свои работы в Академии художеств. «Истра. Зима» 2008 год, «Февраль» 1999 год, «Тени» 2010 год, «К реке Тверца»… Следуя в каком-то кинематографическом порядке, названия картин продолжали одну зимнюю тему – а в художественном отношении борьбу чёрного и белого, противостояние тьмы и света. Даже не останавливаясь и не читая подписи на узеньких полосках, я постепенно уходила в Россию, укутанную снежным покровом. Что же в

итоге? – Зима или фильм-представление о той красоте, которую уже не часто встретишь на околицах малых городов и в пригороде столицы? Да, картина-кадр! Только холст и масляные краски прочнее съёмочной пленки. Краски спокойно и неторопливо распределяются по холсту. Может, эти пейзажи не только увидены – отпечатаны в памяти так четко, как лица родных людей и незаменимых друзей. Недосказанное витает в пустынном зале и колышется в плывущем между картинами воздухе… Река изгибается и поворачивает к чёрной полосе леса – река течёт за горизонт. Истра, так же, как и Тверца, тоже уходит в зимнюю даль.

В том краю встречаются картиныТишины блаженно неземной:В них лесов узорные сединыЗастывают в шапке ледяной.Кажется, что снежную обительПощадила времени рука,И в свои неведомые бытиУбегает узкая река.И кручина – вовсе не кручина,И душа в безмолвии замрёт,Когда в круге облачного тынаГолубое солнце промелькнёт.Там – снегов пречистые покровы,Расстилаясь в сумрачной дали,Вдруг подарят праведное слово –Белый свет, идущий от земли.

А может ли человек, одержимый творчеством (это нельзя предугадать и предусмотреть!), изменить себе и потерять тот незримый свет, который время от времени заставляет любить, бороться и создавать? – создавать вопреки!

Кому же осталосьКласть долгий поклон?Нет права на слабость,Когда одарён.Нет прав на обиду,На злобу нет сил…Кто счастлив по виду –Тот мудро прожил:Душой обречённоНе шёл в суетуИ мыслил бессонноНа всю высоту.И верил, и помнил,И слышал судьбу –В небесном бездоньеПривычно ему.

Что улавливает зрение, когда слова ещё не вырвались в стройном порядке повествования? Какая дорога ждёт впереди? Что-то движется около любовно написанных картин и, будто излучая свет, знает ответ на наши вопросы.

А когда –

Сумеешь покоритьсяТой Вечности – за час,То заново родитьсяУспеешь в этот раз…

Случай, миг или протяжённо – новое полотно. Само рождение художника, а также и писателя, журналиста, публициста, режиссёра – в завершении и общественного деятеля – тяжёлая чаша, недоступная самонадеянной посредственности. Это необъяснимо – выстрадано и благодатно. Так, убегая от городской суеты в ближнее Подмосковье, по воспоминаниям наших детских лет (А это понятно для каждого москвича…) в дачном окне хочется видеть лес и чистое поле. Там, будто отбрасывая всё случайное и ненужное, иногда подымается вверх неяркое свечение и зовёт тишина. Луна, застывшая в ночи. Солнце, обрамлённое морозной дымкой. Дорога на снегу, которая исчезает вдали и заметается позёмкой. То февральское тёмное небо, то взрыхлённые ветром облака… И опять – та же ярко синяя река плавно изгибается и вольно пересекает долины и холмы… Как найти эту свою тропу здесь – в России? Как остаться альпинистом одиноких вершин в том краю, где нет видимых гор, но существуют почти неодолимые преграды для высокой души и доблестных замыслов – где холодно не от долгих зим и непогоды, а от стадного безразличия, порой и презрения властителей мира сего (временщиков!) к человеческой судьбе?.. И, конечно, осознавая нравственные испытания переходной эпохи, в свободные от основной работы часы Станислав Сергеевич потихоньку писал свои картины: за леденящей бесконечностью ощущал тепло, украденное временем перемен – смут, воровства, лицемерия… и всё же надежды? То шумный вихорь над рекой, то вороний гай по утрам или чёрные засохшие деревья вдоль дорог… А где-то ждёт заснеженный Кавказ – где-то спит звёздная ночь, плывущая в беззвучии: будто отложенная про запас плёнка старого кино, которое снимают для себя и забирают в те дали, где не ступает человек и присутствует Бог.

И тебе немножкоСтрашно в красоте –Белая дорожкаРеет в темноте.

Даже не осознавая до конца всё происходящее в тот день, я шла по Пречистенке. И, конечно, была уверена, что эта выставка навсегда останется в моей памяти. На проводах и вблизи бульварных фонарей сидело множество голубей. Птицы, чьё присутствие делает город живым и заполненным природными звуками, замерли в защищённой от движения транспорта и толпы высоте – будто наблюдали за людьми. Птицы ждали чего-то или, как мне казалось, тоже участвовали в стремительном московском дне – тревожили пасмурное спокойное небо. А небо того дня напоминало подмалевок, заготовку для методично и аккуратно работающего художника. Словно проведённые влажной кистью – прямые горизонтальные полосы расплывались в серебристые подтёки. Сам цвет исчез, уступив место голубому воздуху, который пульсировал около лица в преддверье нового ветра.