Альманах «Мир приключений» 1955 год
Шрифт:
Наконец он свернул в последний раз, нырнул в какой-то ухаб и опять вынырнул из него…
— Приехали, товарищ начальник!
Так вот оно, это проклятое моего!
Широкие ворота раскрыты настежь. Рядом с ними к столбу прибит деревянный щит с немецкой надписью: «ОСТ-24».
Под концлагерь немцы отвели две окраинные улицы и обнесли их высокой изгородью из колючей проволоки.
Машина медленно въехала в ворота. Стремянной соскочил на землю и остановился, оглядываясь по сторонам. Странное дело!.. Год назад эти улицы
Помнится, года два тому назад он как-то возвращался по этой самой улице домой с охоты. Был вечер. На лавочках у ворог сидели старушки. Мальчишки, обозначив положенными на землю куртками ворота, гоняли футбольный мяч. Его собака вдруг, ни с того ни с сего, кинулась навстречу мячу. Мяч ударился об неё и отлетел в сторону. Все засмеялись, закричали: «Вот это футболист!» А он шёл враскачку, приятно усталый, и что-то насвистывал… Нет, не может быть! Как он мог свистеть на этой улице? Да ведь тут и слова сказать не посмеешь…
Стременной медленно обвел глазами серую шеренгу домиков с грязно-мутными, давно не мытыми окошками.
Домики казались вымершими. Ни одного человека не было видно на пустынной дороге, ни один дымок не поднимался над крышами.
Ему захотелось поскорей уехать отсюда, поскорей опять окунуться с головой в горячую и тревожную суматоху оставленной за воротами жизни. Но он сделал над собой усилие, снял руку с борта машины, пересек дорогу и, поднявшись по щелястым ступеням, вошел в ближайший к воротам домик.
Его сразу же, как туман, охватил мутный сумрак и тяжелый дух холодной затхлости. В домике пахло потом, прелой одеждой, гнилой соломой. Большую часть единственной комнаты занимали двойные нары. В углу валялись куча какого-то грязного тряпья, закопченные консервные банки — в них, видно, варили пищу.
Стремянной с минуту постоял на пороге, осматривая все углы, нет ли человека.
— Есть тут кто-нибудь? — спросил он, чтобы окончательно удостовериться, что осмотр его не обманул.
Ему никто не ответил. Он стал переходить из одного домика в другой. Всюду было одно и то же: грязное тряпье, консервные банки, прелая солома на нарах… Иногда Стремянной замечал забытые в спешке вещи — солдатский котелок, зазубренный перочинный нож, оставленный на подоконнике огарок оплывшей свечи. Всё это выдавало торопливые ночные сборы. Кто знает, чей это был нож, чей котелок, кому в последний вечер светила эта стеариновая оплывшая свеча…
Входя в очередной домик, Стремянной всякий
И вдруг в одном из домиков, не то в пятом, не то в шестом, с верхних нар послышался слабый, тихий голос:
— Я здесь!..
Стремянной подошел к нарам, заглянул на них, но в полутьме ничего не увидел.
— Кто там?
— Я…
— Да кто вы? Идите сюда!..
— Не могу, — так же тихо ответил голос.
— Почему не можете?
— Ноги поморожены…
В глубине на нарах зашевелилась, зашуршала солома, и показалась чья-то всклокоченная голова, потом плечо в старой, порванной военной гимнастерке, и человек со стоном подполз к самому краю нар.
— Подождите, я вам помогу, — сказал Стремянной, стал на нижние нары, одной рукой ухватился за столб, на котором они держались, а другой обнял плечи человека и потянул его на себя.
Человек застонал.
Тогда Стремянной оперся ногой в подоконник, правой рукой обхватил плечи человека, левую подсунул ему под колени и снял его с нар. Человек почти ничего не весил, так он был изнурен и худ. Он сидел на нижних нарах, прислонившись спиной к стене, и тяжело дышал. В надвигавшихся сумерках Стремянной не мог ясно разглядеть его лицо, обросшее давно не бритой бородой. Натруженные, в ссадинах руки бессильно лежали на коленях. Ноги в черных сапогах торчали, как неживые.
— Вы кто такой? — спросил Стремянной.
— Пленный я… На Тиме в плен попал, — сквозь стон ответил солдат. А руки его всё время гладили колени, остро выступавшие из-под рваных брюк.
— Ну, а с ногами-то у вас что? Сильно поморозили?
— Огнем горят… Ломят… Терпенья нет! — Человек минуту помолчал, а потом, пересилив боль, сказал сквозь зубы: — Мы на строительстве укрепрайона были. Нас сюда цельные сутки по морозу пешком гнали. А обувь у нас какая? Никакой…
— Послушайте-ка, послушайте, — сказал Стремянной, — какой это укрепрайон? Тот, что западнее города?
— Да, как по шоссе идти…
— Далеко это отсюда?
— Километров сорок будет… У села Малиновки…
— Что же вы там делали?
— Да что… доты строили… рвы копали… Ох, товарищ начальник, сил у меня больше нет!..
— Сейчас отвезу вас в госпиталь, — сказал Стремянной, — там вам помогут… А сумеете вы потом на карте показать, где эти доты?
— Надо быть, сумею, товарищ командир…
— А как же вы здесь оказались?
— А нас сюда назад пригнали.
— Когда?
— Да уж четверо суток скоро будет.
«Четверо суток! — прикинул про себя Стремянной. — Значит, это было ещё до наступления».
— Где же остальные?
— Увели. Ночью… А куда, не знаю… Ой, ноги, товарищ командир, ноги-то как болят! — Он крепко обхватил свои ноги и замер, чуть покачиваясь из стороны в сторону.