Алмаз раджи. Собрание сочинений
Шрифт:
Далее и принц, и полковник были один за другим подвергнуты обстоятельному допросу. Флоризеля допросили наедине, а Джеральдина – в присутствии принца, чтобы президент мог следить за выражением лица одного в то время, когда он допрашивал другого. Результат оказался удовлетворительным, и глава клуба, записав некоторые ответы в свою конторскую книгу, вручил обоим для ознакомления текст присяги, которую принимали новые члены.
В соответствии с этим документом, член клуба отдавал себя чуть ли не в полную кабалу его руководству. Нарушение присяги грозило утратой чести и чуть ли не лишением надежды на вечную жизнь. Флоризель не без некоторого
Это помещение оказалось таким же высоким, как и кабинет, к которому оно примыкало, но гораздо более просторным. Стены здесь были оклеены обоями, имитирующими дубовую обшивку. Пламя камина и несколько газовых рожков освещали собравшуюся тут компанию. Вместе с принцем и его спутником здесь находилось восемнадцать человек, все они курили, потягивая шампанское. Время от времени лихорадочное веселье, царившее здесь, сменялось мрачным молчанием.
– Сегодня все в сборе? – полюбопытствовал принц.
– Более-менее, – отозвался президент. – Кстати, – прибавил он, – если у вас остались деньги, то здесь принято угощать собравшихся шампанским. Оно поддерживает бодрость духа и приносит клубу некоторый дополнительный доход.
– Хаммерсмит, – сказал Флоризель, – Позаботьтесь, пожалуйста, о шампанском.
С этим он повернулся и принялся обходить присутствующих. Принц, привыкший играть роль хозяина в высшем свете, без усилий покорил и очаровал всех, к кому обращался. В его манерах было нечто очень привлекательное и властное, а его необычайное хладнокровие придавало ему особую значимость в этой компании полуманьяков. Переходя от одного к другому, он зорко следил за всем происходящим, вслушивался в каждое слово и вскоре отлично понял, что за общество тут собралось.
Как водится во всякого рода притонах, здесь преобладал один и тот же человеческий тип: люди в расцвете молодости, с виду живые и образованные, но слабохарактерные, а потому лишенные надежды на житейский успех. Кое-кому из них было за тридцать, попадались и юнцы, не достигшие совершеннолетия. Одни отчаянно курили, другие молчали, устремив взгляд в одну точку и забыв про свои погасшие сигары; речь иных была полна подлинного блеска, но большинство предавалось пустопорожней болтовне, лишенной смысла и остроумия, болтовне с единственной целью – разрядить нервное напряжение. С каждой вновь откупоренной бутылкой шампанского веселье вспыхивало с новой силой. Большинство гостей бродило по комнате, сидели только двое: один занимал кресло у окна, другой расположился на диване у самого камина.
Первый был молод, бледен, лоб его блестел от испарины, он молчал и казался полумертвым как душой, так и телом. Господин у камина выглядел здесь самым старшим – на вид ему было лет сорок, и Флоризель подумал, что никогда не встречал человека, более отвратительного и более изнуренного всякими излишествами. От него остались кожа да кости, он был наполовину парализован, а его глаза за невероятно сильными линзами очков казались огромными и деформированными. Не считая принца и президента, этот человек был единственным из присутствующих, сохранявшим полное спокойствие.
Компанию эту мало заботили условности. Одни хвастали гнусными поступками, заставившими их искать смерти, другие
– Выпьем же за вечную память барона Тренка, образцового самоубийцы! – воскликнул один из присутствующих. – Он вырвался из тесной тюрьмы в еще более тесную, чтобы затем обрести свободу!
– Что касается меня, – говорил другой, – то я ничего другого не желаю – только завязать глаза и заткнуть ватой уши. Вот только на этом свете не существует столь непроницаемой ваты…
Третий рассчитывал познать тайны жизни после смерти, а четвертый утверждал, что никогда не вступил бы в клуб, если б не был доведен до крайности верой в теорию Дарвина.
– Как можно жить с мыслью, – говорил этот замечательный самоубийца, – что ты произошел от обезьяны?
Несмотря ни на что, принц был разочарован и манерами, и содержанием бесед членов клуба.
«Не стоило, – думал он, – все это таких хлопот. Если человек решился покончить с собой – и на здоровье. Но веди себя при этом как джентльмен. Все эти велеречивые штуки и возня совершенно неуместны».
Между тем, полковник Джеральдин в это время предавался самым мрачным размышлениям. И клуб, и его устав все еще оставались для него загадкой, и он тщетно озирался вокруг в поисках того, кто мог бы его несколько успокоить. Наконец его взгляд остановился на пожилом паралитике в очках. Обнаружив, что тот совершенно спокоен, полковник обратился к президенту, озабоченно расхаживавшему по комнате, и попросил представить его господину на диване.
Президент пояснил, что в Клубе самоубийц подобные формальности совершенно излишни, однако представил мистера Хаммерсмита мистеру Мальтусу.
Мистер Мальтус с удивлением взглянул на полковника и затем предложил ему присесть рядом.
– Вы, я вижу, здесь новичок, – сказал он, – и желаете во всем разобраться, не так ли? Тогда вы не ошиблись, обратившись ко мне. Ведь прошло уже два года с тех пор, как я в первый раз переступил порог этого прелестного клуба.
Полковник вздохнул с облегчением. Если мистер Мальтус уже целых два года посещает этот притон, следовательно, принцу, по крайней мере, в первый же вечер, не грозит никакая опасность. С другой стороны, Джеральдин чувствовал себя озадаченным. Уж не мистификация ли вся эта затея!
– Как это может быть? – воскликнул он. – Два года! Я думал… Нет, я вижу, вы шутите, сэр.
– Ничего подобного, – с усмешкой ответил мистер Мальтус. – Но я нахожусь в исключительном положении. Я, в сущности, не самоубийца, а как бы почетный член клуба. Я редко бываю здесь, не чаще двух раз в месяц. Мое болезненное состояние и снисходительность господина президента позволяют мне пользоваться такими льготами, за которые я, впрочем, плачу весьма недешево. Кроме того, мне очень везет.
– Боюсь, – проговорил полковник, – что мне придется просить вас выражаться яснее. Не забывайте, что я совершенно не знаком с уставом и правилами клуба.