Алмаз темной крови. Книга 1

Арден Лис

Они очень мало говорили; Амарилис казалось, что Хэлдар если не слышит, то чувствует ее мысли, и сама она удивительно тонко ощущала его настроения — все было так, словно два звучащих в унисон голоса вели мелодию удивительной песни.

Сыч и Сова, удивительно деликатные и понимающие, не донимали их расспросами, не вызывали на откровенность; они умели радоваться счастью друзей, не вмешиваясь и не смущая его. Но у мужа Сова спросила однажды, что все-таки собирается делать лорд Лотломиэль (она почти никогда так не называла Хэлдара…).

— Не знаю, — честно ответил орк. — И я не могу ни советовать, ни сочувствовать.

— Я полюбила Амариллис, — сказала Сова, — и оставила бы ее здесь, навсегда… признаюсь тебе, я думала, что скоро должен

приехать Глитнир… — она смущенно улыбнулась.

Сыч покачал головой — ох уж эти женщины, ну никогда не устоят они перед соблазном устроить чье-нибудь счастье.

— Исключено. — усмехнулся орк.

— Знаю. Достаточно один раз взглянуть на них. Будь что будет — так? — Сыч только кивнул и больше они к этому разговору не возвращались.

А Хэлдара и Амариллис будущее, похоже, вовсе не волновала. Они жили, погруженные друг в друга; время остановилось для них.

На исходе сентября, в один из нескончаемых теплых вечеров они сидели на крыльце сычова дома, ожидая хозяина, отправившегося в бор проведать своих подопечных; Сова хлопотала в саду. Амариллис дремала, положив голову эльфу на колени, укрытая его плащом, пальцы Хэлдара гладили, перебирали ее волосы.

Внезапно вечернюю тишину смутили какие-то нестройные звуки — перестук копыт, перекликающиеся голоса и тихий, тишаший, едва заметный звон. Амариллис вздрогнула, но не головы не повернула. Хэлдар улыбнулся и тихо сказал ей на ухо:

— За тобой приехали, фириэль…

Она привстала и осторожно глянула из-за плеча. И увидела, как у дома останавливаются три таких знакомых повозки, а из них на ходу выпрыгивают люди, и замирают, увидев их. Встают, переглядываются, не решаясь заговорить и помешать им… Темнокожий беловолосый Лиусс держит за руку жену, готовую вот-вот заплакать, близнецы суртонцы, как всегда, скромно прячут глаза, боясь совершить бестактность, Орсон переминается с ноги на ногу и улыбается как дитя при виде дешевой пестрой конфеты; скрестив руки, тепло усмехается мизоанка Рецина, за ее спиной прячется кто-то рыжий, и, без особого успеха стараясь казаться строгим, стоит впереди всех ее брат Арколь. На мгновение прижавшись к Хэлдару еще крепче, Амариллис вдохнула побольше воздуха и, восторженно заверещав, бросилась к друзьям. Подпрыгнув, она повисла на шее у Арколя, чуть не задушив его, что-то несвязно спрашивала, невпопад отвечала; потом ее обнимали, целовали, кружили на руках… Наконец, мало-помалу придя в себя, Амариллис оглянулась — эльф спустился с крыльца и стоял неподалеку. Светлые серебристые волосы, подсвеченные закатным солнцем, казались ослепительно белыми, в уголках губ таилась… улыбка? горечь? Поймав ее взгляд, Хэлдар рассмеялся — неожиданно весело и легко — и подошел к ней, обнял, прижимая к себе; он не казался чужим среди вольного актерского люда, и она, успокоившись, снова ухватилась рукою за его рукав.

— Звонковолосый велел передать тебе, что твое отсутствие затянулось, — сообщил довольным голосом Лиусс, — пора возвращаться, Амариллис. Мы передохнем здесь немного и — в путь.

— Куда? — все еще неуверенно спросила Амариллис.

— В Арзахель. А потом — в Краглу.

— Вы с ума сошли, там же холодища!..

— И коронация впридачу. Нас приглашал новый помазанник лично, так что, сама понимаешь, отказать было невозможно.

Амариллис подняла глаза на эльфа; он наклонил голову и сказал:

— Лиусс совершенно прав. — И еще тише добавил, крепко обнимая ее:

— Живи.

Глава девятнадцатая. Коронация

Крагла была на месте и вся ее холодища — тоже. Огромные каменные башни, выстроенные на основании двух монолитных скал, венчающие широкие — десяток всадников свободно мог проехать — городские ворота казались серебристыми из-за покрывавшего их инея. Под ногами горожан поскрипывал снег, морозец нежно пощипывал их за щеки; целый лес труб, произрастающий над городом дымил, кто во что горазд. В королевской резиденции полным ходом

шли приготовления к скорой коронации: повара приводили в съедобное состояние все, что попадалось им под руку (ходили слухи, что один чрезмерно увлекшийся кулинар залил ланспигом зазевавшегося поваренка, а другой, еще более ретивый, испекся сам…); придворные выколачивали пыль из парадных парчовых мантий, жутко тяжелых и неудобных — но достаточно помпезных, чтобы создать настроение возвышенное и трепетное; слуги сбивались с ног, готовя все свободные апартаменты, комнаты, комнатушки и клетушки для гостей всевозможных рангов и самолюбий; герольды вопили во всю глотку, смущая окрестных петухов, и стараясь как можно отчетливей и звонче провозглашать высокие имена; управляющий церемониалом в сотый раз перепроверял правильность убранства пиршественной залы, очередность и точность развешанных по стенам стягов и гербов, порядок гостей за королевским столом и чистоту салфеток. А сам будущий монарх, а пока что наследный принц Огма целыми днями пропадал в кузнице, где наперегонки с Орсоном гнул подковы и плел косички из гвоздей.

Амариллис же занятий тоже хватало. Устроив по прибытии в северную столицу, по выражению Арколя, тряпочный бунт, они, на пару с Криоллой, порастрясли кошельки братьев и чуть не свели с ума пару портних своими безумными заказами; кроме того, ей понадобились новые украшения… она ведь вернулась к детям Лимпэнг-Танга, что называется, в первозданной прелести. Единственное, что ей не пришлось покупать (да это и не представлялось возможным) — так это Хранителя Мелодий; пока она была в Арзахеле, кто-то прислал ей из Шаммаха точно такого же. Почти все время, проведенное в славном герцогстве, она потратила на долгие, выматывающие репетиции, а рядом с нею почти неотлучно находилась Муна. Красавице северянке кочевая жизнь не подошла, так что Амариллис совершенно спокойно заняла свое прежнее место; девушки искренне радовались встрече и Муна действительно помогла подруге вернуть былое мастерство. Запершись в одном из дворцовых залов, они танцевали с утра до ночи; однажды Муна сказала:

— Знаешь, цветочек, что-то в тебе появилось новое. Ты и раньше танцевала блистательно, может, даже чересчур… блеск глаза резал. А теперь… мягкость какая-то неуловимая, и жест стал плавнее.

— Ну вот, — расстроилась Амариллис, — я превратилась в размазню.

— Да что ты! Я же говорю — вся выучка при тебе осталась, и твой знаменитый четкий рисунок никуда не делся. Подожди, подумаю, как объяснить. Так. Раньше был жест, движение, поворот… и все. Все равно, что сказать ясно и звонко: «Да!». Теперь — тот же шаг, взмах, изгиб… а за ним — шлейф согретого твоим поющим телом воздуха, и дрожащие, мерцающие тени твоих движений… то же «да», но сказанное легким шепотом… на ухо. Да ну тебя! я не поэт, чтобы называть словами то, что я могу станцевать. Спроси лучше своего эльфа, он лучше скажет.

— Эльф, который, к слову сказать, не может быть ничьим, вчера уехал.

— Куда? — заметно удивилась Муна.

— В Краглу. На коронацию. Зачем-то ему надо быть там раньше остальных эльфов…

— А ты?.. — осторожно поинтересовалась танцовщица, стирая пот со лба мокрым полотенцем.

— Я?.. я тоже туда еду. Ну, начали? — и она выпустила из ладони кристалл.

Венона потихоньку выгядывала из-за тяжелого занавеса, отделявшего сцену от пиршественного зала, рассматривала сидящую по ту сторону рампы публику и делилась сведениями с Амариллис и Криоллой.

— Ну и король, чудо неизреченное!.. ему бы в кузне молотом махать, ой!.. скипетр погнул. Эльфы… смотрите-ка, этот, из свиты Воды явился; и лорд Хэлдар. Амариллис, я ведь тебе говорила!.. может, изменим танец? ну, как знаешь. Народу… больше, чем на площади, экая громадина этот дворец. А это кто? О-о-о… — и Венона отпрянула от занавеса.

— Что такое? — подошел к ней Лиусс.

— Сам посмотри. Похоже, Амариллис сегодня отдыхает.

— А-а. Ты права. Ами, беги в наши комнаты, запрись покрепче, как смогу, пришлю к тебе Орсона.