Алмазная принцесса

Марш Никола

Он ожидал, что Денвер сейчас встанет и уйдет. Его папуля был мастер выкидывать такие трюки.

Однако этого не произошло. Самоуверенность отца сменилась выражением усталости и чего-то, подозрительно напоминавшего растерянность. И только тогда Джекс заметил следы, которые оставило на нем время: морщины, избороздившие его лоб и шею, складки у линии губ, увядшую кожу. В тюрьме Денвер больше хмурился, чем улыбался.

К чести отца, он не только не ушел, но и не отвел взгляда. Он смотрел на него со странной смесью теплоты и сожаления.

Со

стороны Джекса было глупостью приходить сюда. Если Денвер не испытывал желания видеть сына в течение десяти лет, вряд ли сейчас захочет дать ему объяснения.

Он уже собирался положить трубку, когда Денвер наконец заговорил:

– Перед тобой были открыты все двери, а мне светил только путь в камеру. Я не хотел, чтобы мои поступки испортили тебе жизнь.

Джекс с шумом выдохнул воздух.

– Это чушь! Если бы ты не хотел портить мне жизнь, ты бы не сделал и половины того, что сделал! – Джекс покачал головой, готовый выплеснуть на отца годами копившийся яд разочарования и обиды. – Ты использовал в своих целях мать точно так, как и своих друзей. И тебе плевать было на меня. Ты делал что хотел, и тебе не было дела, чем это обернется для других.

Денвер продолжал смотреть сыну прямо в глаза, и в глубине души Джекс не мог им не восхищаться за это.

– В этом вся суть тюрьмы. У тебя мало возможностей для развлечений и очень много времени, чтобы подумать. – Денвер поскреб подбородок. – Именно этим я и занимался столько лет – думал. Дело в том, сынок, что я не могу изменить прошлое – что бы я ни сказал или ни сделал. Я плохо поступал. Я навредил многим людям, в том числе и тем, кого любил. Сожалею ли я об этом? Каждый день. Раскаиваюсь ли я? Да. Хотел бы я прожить свою жизнь по-другому? Можешь даже не спрашивать. – Денвер сделал паузу, затем продолжил: – Конечно, я думал позвонить тебе каждый день последние десять лет, но не мог. Это было бы нечестно. После всего, что ты сделал для меня.

Джекс лишился дара речи. Он хотел обвинить отца во лжи, но слова застряли у него в горле.

Денвер всегда был мастером поставить все с ног на голову, этого у него не отнимешь.

– Первые полгода были чертовски тяжелыми. Стыдно признаться, но я подумывал, не пора ли мне свести счеты с жизнью, все равно смысла в ней уже не было. Мне это не удалось, как не удалось и все остальное. Потом пришла твоя мать, сказала, что ты унаследовал прииск, рассказала, как мой арест поставил крест на твоей карьере в Мельбурне, и я принял решение. – Он постучал ребром ладони по горлу. – Разорвать все связи с тобой, ради твоего собственного блага. Я не хотел быть камнем на твоей шее. Мы больше не нужны друг другу. – Денвер внезапно замолчал, словно сожалея, что проболтался.

– Отец…

– Конечно, я солгал опять. Потому что ты был нужен мне. Ты всегда был мне нужен. Ты единственное, что было хорошего в моей жизни.

Джекс подавил слабый проблеск надежды. У Денвера всегда был хорошо подвешен язык, в свое время он славился этим. И сейчас он просто вешает ему лапшу на уши.

– А

как же мама?

Глаза Денвера наполнились сожалением.

– Я хотел, чтобы она уехала и никогда не возвращалась. Я достаточно испортил ей жизнь. Она заслуживала большего.

Джекс был поражен откровениями отца. Старик открыл ему свои чувства – поступок, которого он от него никак не ожидал.

Если Денвер способен на это, почему не мог он сам? Джекс столько лет подавлял эмоции, упиваясь злостью и жалостью к себе, в то время как все его страхи были вымышленны и надуманны.

Его любовь к Руби была настоящей. Это было глубокое и чистое чувство.

Забавно, что он боялся быть таким, как отец, – душевным инвалидом, не способным заботиться ни о ком, кроме себя.

Слушая исповедь Денвера и понимая, что отец любил его достаточно, чтобы пожертвовать общением с ним тогда, когда это было больше всего ему необходимо, Джекс пришел к выводу, что мужчины рода Марони все-таки способны на чувства.

– Почему ты пришел, Джекс?

Он не торопился с ответом, еще не готовый все простить.

– Десять лет – это большой срок, папа. Времена меняются. Надеюсь, люди тоже.

Денвер кивнул в знак того, что понял его намек.

– Не знаю, удастся ли мне добиться досрочного освобождения, но я хочу, чтоб ты знал. Когда я выйду отсюда, я начну все сначала.

Сначала. Остается только надеяться, что начало новой жизни Денвера не заставит Джекса снова пройти все круги ада.

– Я уеду отсюда. Найду какой-нибудь тихий городишко, сменю имя, заживу спокойной жизнью. Если мне повезет, твоя мать вернется ко мне, и я наконец-то сделаю из нее честную женщину.

Джекс не верил в сказки и в счастливый конец. После того как Денвер годами обманывал семью и друзей, было довольно сложно проникнуться его словами. Но все же он не мог не надеяться, что отец будет верен своему слову.

– Удачи, папа.

Рука Денвера дрогнула в тот момент, когда он уже собирался положить трубку.

– Я не буду мешать тебе, сынок. Обещаю.

Джекс был сыт по горло пустыми обещаниями отца, но после услышанного сегодня он был настроен благодушно.

– Посмотрим, что будет, когда ты выйдешь отсюда и найдешь себе тихий городишко.

Денвер кивнул и повесил трубку, давая знак охраннику, что свидание окончено.

Джекс почувствовал облегчение, когда отец скрылся за дверью. На душе у него было удивительно легко.

Да, мужчины Марони способны исправиться.

Теперь нужно доказать это жене.

Руби всерьез задумывалась о том, чтобы сменить замки в квартире. Пусть это было глупо, но с тех пор, как Джекс уехал, она потеряла способность мыслить здраво.

Чем дольше она думала об этом, тем большей дурой себя чувствовала. Чего она ожидала? Они едва знали друг друга. Неужели она рассчитывала сразу же услышать заверения в вечной любви?

Она может извиниться, когда Джекс вернется. Но не будет этого делать.