Алмазная скрижаль
Шрифт:
– Скорее сюда, – махал обеими руками Петр Маркович с дальнего высокого склона. – Здесь настоящее святилище. Смотрите! Это, без сомнения, древняя обсерватория Гипербореев, – не в меру разгоряченный для своих седин, Петр Маркович дрожащими руками гладил каменные желоба, проложенные в гладко пригнанных, точно обтесанных валунах, сдирая с камня лишайник, выкорчевывая островки неприхотливой северной травки. – Это визиры, они смотрят по сторонам света на созвездия полярного года.
В центре выложенных квадратом серых обтесанных монолитов
– Странно, визиры почему-то направлены ошибочно, да нет, они просто переориентированы на какие-то другие небесные объекты. Этого просто быть не может, – растерянно шептал старик, поднимая голову вверх и всматриваясь в прозрачно-голубое небо. – Но если ось эклиптики меняла наклон примерно двадцать пять тысяч лет назад, то это очень древний астрономический объект, в пять раз древнее египетских пирамид…
– Обсерватория не может существовать без тонких наблюдательных приборов, без линз, без специальной оптики. Это просто языческое капище, – с непонятным ему самому раздражением вступил в разговор отец Гурий.
– Да, действительно, – печально согласился Петр Маркович, – хотя, постойте, дайте припомнить… Еще Диодор Сицилийский писал, что в стране Гипербореев ему удалось увидеть Луну так близко, что можно было рассмотреть даже отдельные камни на ее поверхности. Может быть, он бывал где-то поблизости. Наверняка подобные обсерватории не были редкостью у предшествующей нам цивилизации. Ведь озеро это вполне судоходно и через речные пути соединяется с Балтикой…
– А че, изо льда можно даже очень хорошие стеклышки слить. Увеличивает сильно, только уметь надо, – все с изумлением посмотрели на Герасима, как если бы вдруг заговорил шершавый гранит обсерватории.
– Герасим, милый вы мой человек, вы совершили сейчас крупное историческое открытие… – Петр Маркович даже побледнел, он достал платок, отирая потное лицо и шею. – Как же я сам не догадался. Если рассчитать угол преломления и взять воду с небольшими химическими добавками, то можно получить прекрасные линзы и наблюдать звездное небо всю полярную ночь. – Петр Маркович сейчас же расположил на коленке блокнот и принялся зарисовывать план обсерватории.
После полудня захолодало. Приветливое солнышко скрылось. Время было возвращаться.
Поздним вечером Герасим, всего лишь пару раз ловко ковырнув иглой, вычинил ботинки отца Гурия. Но после вечерней молитвы, против обыкновения, отшельник не стал читать Книгу. Его потянуло к приехавшим людям, к их горячему костру на берегу и простой беседе. Высокий костер далеко отбрасывал комариные эскадрильи, пламя гудело, постреливали поленья, в котелке булькала очередная порция ухи. У костра, заложив руки за голову, раскинулся Герасим, раскосые глазки его сонно поблескивали. Петр Маркович
– Садитесь к огоньку, батюшка. – Вадим Андреевич вскочил, поправляя бревна, чтобы отцу Гурию было удобно. Монах был интересен Вадиму, как был бы интересен любой обладатель собственной тайны. – Батюшка, а откуда вы родом, из каких земель?
– Я из Изюмца. Это такой городок на границе с Украиной.
– Вот совпадение, бывал я в Изюмце, лет тридцать назад отрабатывал практику в поселковой больнице, пыльный городишко, но вот яблоки у вас там «наполовину мед, наполовину сахар», хотя совсем рядом – степи, ковыль, сушь… – Петр Маркович громко выскребал ложкой котелок.
– В больнице? Вот как… Может быть, тогда вы помните Фросю Лагоду? – Голос отца Гурия чуть дрогнул, словно в гортани прокатилось крохотное зернышко.
– Нет, не помню… А что, она там лечилась? Может быть, я ее оперировал?
– Нет, она там работала…
Петр Маркович грустно пожевал губами, покачал головой: «Нет, не помню…»
Вадим Андреевич решил развлечь внезапно потемневшего лицом монаха беседой о вопросах возвышенных и отвлеченных от презренной пользы.
– Святой отец, вот говорят, что мир спасет красота. А вот вы как думаете, какая это будет красота?
– Красота – это Божья правда в мире, все истинное – красиво, – задумчиво проговорил отец Гурий. – Красиво все, что добро, светло, что возвышает разум и очищает чувства человеческие.
– Какая-то сладкая сказка получается, – сказал Вадим. – Ну, с красотой природы, гор или, скажем, небес все ясно. А вот как быть с женской красотой? Меня, молодого здорового мужика, женская красота просто с ума сводит… А вырвать оба глаза я не могу, да и не хочу! Вот и страдаю. Как увижу красивую женщину, мысли сразу не туда, ну, вы понимаете?
Отец Гурий едва заметно усмехнулся. Нет, он не понимал, но вразумлять столь прямодушное чадо сразу не стал, а начал издалека…
– С похотью очей Святая Церковь рекомендует бороться молитвой, но главное – постом! В женщине должно видеть сестру или мать, иначе крушение духа и гибель неизбежны…
– Ну, почему же как красивая женщина, так сразу – гибель? Если честно, обнаженная женщина – это самое красивое, что я видел в жизни, – тоном кающегося грешника признался Вадим.
Отец Гурий едва заметно поморщился, сложность и противоречивость данного вопроса в церковной онтологии некогда смущала и его, но, придав голосу твердость, он продолжил:
– В Писании сказано: не отдавай женщинам сил твоих… губительницам царей, ибо дом ее – путь в преисподнюю, во внутренние жилища смерти…
Над костром повисло тяжелое молчание. Довольный отец Гурий продолжил мягко и поучительно. Ему было легко излагать вечные истины, освященные временем и скрепленные слезами подвижников.