Алмазный трон

Мельников Руслан Викторович

Угрим тем временем продолжал колдовать. Князь сложил три колдовских кристалла вместе и забормотал новое заклинание. Тимофей следил за волшбой князя. Из-за прозрачной корки граненых самоцветов просачивалась чернота вмурованных в кристаллы Костей. Песок под древними артефактами темнел и твердел. Будто спекался в пламени, которое не давало жара.

Сыпучий холм обретал прочность. В воздухе тоже возникло темное марево, накрывшее вершину холма колышущимся туманным куполом.

Чернота из Кощеевых Костей лилась и истекала до самого подножия холма.

А достигнув его останавливалась, застывала, как будто обозначая границу. Но границу чего?

Угрим закончил волшбу. Пелена над холмом рассеялась, песок под ногами из черного стал темно-серым. Одинокая дюна, поднятая магией среди волнистых песков, выделялась на фоне светло-желтой равнины, словно подкрашенная.

— Что ты сделал, коназ? — хмуро спросил Огадай.

— Закрылся от Темных Троп, — усмехнулся Угрим. — У меня нет Длинной Стены, оберегающей целые царства, но в трех Костях достаточно силы, чтобы оградить от чужой магии один небольшой холмик. Ханец не сможет протянуть сюда свою Тропу. Так я буду чувствовать себя спокойнее.

Что ж, весьма разумно и предусмотрительно. Тимофей помнил, как латинянский маг Михель Шотте, открыв свою Тропу под татарским шаманом, втянул в нее и самого шамана, и принадлежавший ему колдовской кристалл. Для шамана это кончилось печально.

— Теперь это место хорошо защищено, — продолжал князь. — Здесь будет моя и ваша ставки. Здесь будут храниться Кости. И отсюда, от этого холма войска пойдут на штурм.

— Эту бы кучу да к ханьской Стене привалить, — притопнув ногой по затвердевшему песку, задумчиво проговорил Феодорлих. — По такому намету воины быстро поднялись бы наверх.

Угрим ему не отвечал. Однако император сдаваться не собирался.

— Помнится, под Острожцем вы, князь, погубили немало моих бойцов, двинув на них от крепости земляной вал, — вновь заговорил он. На этот раз — громче и настойчивее.

Единственный глаз Феодорлиха сверлил волхва.

— То было под Острожцем, — отозвался наконец Угрим. — К ханьской Стене невозможно подвести ни насыпь, ни подкоп. Уж коли она способна срезать даже Темные Тропы, то разметает в пыль любой намет. — Помолчав, князь добавил: — На эту Стену можно гнать только людей.

— Не забывай, коназ, это наши люди, — сквозь зубы напомнил Огадай.

— Других у меня нет, — пожал плечами Угрим.

Угрим, Феодорлих и Огадай совещались недолго. По большому счету и не совещались вовсе. Ищерский князь просто высказывал свои соображения по поводу штурма и — больше для порядка — спрашивал мнения союзников. Император и хан, споря, кривясь и артачась, в итоге все же соглашались со всеми предложениями князя-волхва. Не могли не согласиться. Ни тот ни другой не были сведущи в войнах магов, а потому вынуждены были, скрежеща зубами, уступать главенство ищерскому волхву.

Угрим решительно брал в руки бразды правления чужими войсками. Его вежливые просьбы, обращенные к Феодорлиху и Огадаю, по сути, являлись не чем иным, как завуалированными приказами. Формально император и хан оставались

полководцами своих армий, но Угрим ненавязчиво начинал командовать ими самими.

Широкая плоская равнина перед Стеной идеально подходила для конного наскока, и Угрим решил первой бросить в бой легкую кавалерию.

Ряды пехоты и всадников, закованных в латы, расступились. Вперед выдвинулись татарские лучники.

Разумеется, взять изгоном Стену, в которой не было даже ворот, князь не надеялся. Первая атака, судя по всему, нужна была ему для того лишь, чтобы прощупать оборону противника и вынудить ханьского чародея показать, на что он способен.

О том, сколько при этом погибнет народу, Угрим не задумывался. Что, впрочем, Тимофея уже не удивляло. Таков был князь…

И такова была цена победы.

Феодорлих, и особенно Огадай, чьи воины погибнут первыми, хмурились, однако держали свое недовольство при себе. У них тоже было время усвоить, что победы не даются легко.

Громыхнул большой барабан ханских сигнальщиков. Сразу два человека ударили по натянутой коже тяжелыми деревянными колотушками, похожими на палицы. Тяжелый гулкий звук разнесся над равниной. Сигнал подхватили боевые барабаны темников и тысячников. Взревели рога и трубы.

Кавалерийский вал хлынул к безмолвной Длинной Стене.

— Гхурах! Гхурах! Гху-у-ура-а-ах!

Татарские всадники мчались с визгом, воем и боевыми кличами, однако весь этот шум должен был не столько устрашить врага, сколько рассеять их собственный страх. Приказ был такой: добраться до Стены, промчаться вдоль нее, не въезжая в частокол рогаток и кольев, засыпать защитников стрелами и повернуть обратно.

Увы, все вышло иначе.

* * *

Неприятельский лагерь раскинулся посреди плоской, как дно чайной чашки, равнины. Только одинокий темный холм высился у переднего края вражеского стана.

На вершине холма видны были маленькие фигурки людей, большие шатры ставки, длинная коновязь и яркие костры.

Со стороны Стены холм прикрывала многочисленная стража. Но вовсе не она являлась его главной защитой. Насыпь из потемневшего песка была возведена сильным колдовством, и колдовство же ее оберегало.

На этот курган уже не протянуть Тропы Диюйя.

От этого кургана шли потоки чужой магии.

И от него же враг начинал штурм.

Первыми западные варвары бросили на Стену легкую кавалерию.

Степные кочевники — давние соседи и извечные враги Поднебесной империи скакали плотно, выбрав для удара небольшой участок: три башни и два пролета Стены между ними.

Чжао-цзы угрюмо смотрел перед собой.

Все было готово к отражению штурма. Тропа под Стеной закрыта, армия собрана. Облаченные в чешуйчатые доспехи воины разных царств ровными рядами стоят в одном строю. Над крепостными зубцами поблескивают щиты и густо топорщится лес копий с развевающимися бунчуками. Стрелы лежат в арбалетных ложах. Пальцы лучников пробуют упругость натянутой тетивы.