Алмазы Джека Потрошителя
Шрифт:
– Прочитаешь сказку? – спросит она, забравшись в постель. И бабушка хмыкнет:
– Разбаловали тебя вконец. Но… расскажу. Страшную.
Поскрипывают половицы под креслом. Пушистый плед сползает с колен, ложится на ковер. Ему тоже интересно. Саломее нравятся страшные сказки, но только если конец хороший. Любая сказка должна хорошо заканчиваться.
– Давным-давно… в году тысяча девятьсот восемьдесят восьмом, который многие называли проклятым, потому как три восьмерки – это почти три девятки, недаром еще и единица впереди имеется.
– До смерти? – Саломее надо знать точно.
– До смерти. Зверя пытались поймать, только хитрый он был. Проскальзывал сквозь сети, обходил ловушки, а из охотников его вовсе никто не видел…
Бабушкино кресло останавливается, а половицы продолжают скрипеть, как будто идет кто-то. Зверь? Нет, тот зверь давно был. И вообще это – сказка.
– Тогда один охотник, самый умный, спросил себя – почему так? И ответил – потому что зверь этот на самом деле оборотень. Но никто ему не поверил. Кроме его невесты. Ее звали Кэтти.
– Она была красивой?
– Совсем как ты.
Себя Саломея не считает красивой. Рыжая ведь. И в конопушках. А еще уши оттопыриваются и нос большой. Вот у Лики, которая Вронова, нос маленький, волосы белые, и все Лику любят.
– Решила она помочь жениху. Выбрала ночь потемнее и вышла на улицу. А в городе давным-давно никто не решался по ночам гулять, и оттого голоден был зверь. Вышел бы он на след. Напал бы на Кэтти. А охотник, который следом шел, убил бы чудовище. Только вышло все иначе. Шла Кэтти. Шел за ней охотник. И шел за охотником зверь. Выбрал момент и прыгнул на спину…
– И убил?
– Да.
Неправильная сказка. Надо, чтобы наоборот. Так справедливей.
– Тогда-то и увидела Кэтти истинное обличье зверя, что был он не просто человеком, но лучшим другом охотника, таким, которому все-все доверяют. Испугалась она. Убежала из города. И спряталась. До самого конца жизни ждала она, что зверь придет за ней. А он не пришел.
– Умер?
– Нет. Скорее человеком стал. Увидел себя, понял, что натворил. И от горя стал человеком. Насовсем.
– И все?
– Почти. Был у охотника сын. Был сын у зверя. А у них – свои. И у тех – тоже. Кровь – не вода, запомни, деточка. И однажды своего попросит.
Это совсем уж непонятно и неинтересно. Саломея закрывает глаза, ей снится не зверь, а корабль, паруса и земляничные грядки.
Глава 6
Добрые люди
Лера пришла в себя утром. Она открыла глаза и как-то сразу поняла, что находится в больнице. Пахло аптекой и немного – парикмахерской. Из-за двери доносилось шарканье, дребезжание старой каталки, голоса. Наверное, захоти Лера, она бы подслушала чужой разговор.
Не хотела.
Врач пришел в десять. С ним – медсестра. Оба что-то говорили, то с улыбкой, то с преувеличенной
Ребенка больше нет. Он был, а теперь вот нет. Больно.
Ей дали таблеток – Лера выпила. Сделали укол – Лера закрыла глаза, поджидая сон. А открыв, увидела Милославу.
– Кирочка ушел от нас, – сказала она, прижимая руки к груди.
– А что с ним?
– Убили.
Странная она. Зачем пришла со своим горем, когда у Леры собственное имеется? Прокралась в палату, притащила табуретку, приставила к кровати. И сидит, выжидает. Чего?
– А Полина – мерзавка. Она с твоим братцем роман крутила, представляешь? Старая карга. А он – мальчик хорошенький. Я снимки видела. Кирочка снимки сделал. Он у меня любил фотографировать.
Ей к лицу черное платье, оно даже не черное – темно-лиловое, со строгим воротом и узкими рукавами. Новое совсем. Нарядное.
– Из-за фотографий, поганка этакая… Кирочку моего… пусть ее посадят… ты же скажешь, какая она?
– Кто?
– Полина! – взвизгнула Милослава. – Ты дашь показания?
– О чем?
– О том, что она – тварь! И убийца! Или думаешь, я не знаю про ваш маленький секрет? – Милослава наклоняется к постели. Со стороны жест невинен – подушку поправляет женщина, – но Лера видит перекошенное злобой лицо.
– Я знаю, милочка, как вы стариков убивали.
– Я не…
– Не замешана? О да, она никогда дважды одного и того же человека не использовала. Береглась.
– Вы бредите.
Наверное, следовало бы разозлиться или испугаться, но Лере было все равно. Внутри нее пустота.
– Я не брежу. Вы убийцы. Обе. Только она сядет, а ты – спасешься. Если будешь слушать меня. Я хочу тебе помочь. – Тон Милославы изменился. – Ты же не виновата, что она – тварь. Ты-то хорошая, добрая девушка… я знаю.
– Это ты меня отравила? Конечно. Ты же с травками возишься. И решила избавиться… от меня и от Андрюши. От меня и…
Не плакать.
– Глупости. Конечно, нет! Чем вы мне помешали? Живите как живется. Я бы только порадовалась за вас. А вот Полинка… она ведь медсестра. Она знает, что нужно дать, чтобы притравить, да не до смерти. Или это Андрюшка? Ты ему не нужна. Попользовался и бросил. А как мешать стала…
– Убирайтесь, – прошептала Лера.
– Я заплачу. Столько, сколько скажешь!
Деньги-деньги-дребеденьги. Смешная песенка о жадном мальчике. Она сама была как тот мальчик. Собирала, собирала… собрала. И что дальше? Внутри-то пусто. И никакие деньги не способны это исправить.
Полину арестовали. У нее с Ванькой роман… Ваня ничего не говорил. Он и не обязан, но все равно обидно. Получается, что Лере нечего делать в его жизни. А она хотела помочь.
Ложь. Хотела – помогла бы. Не по мелочи, а серьезно. Предложила бы переехать… оплатила бы обучение… а она все собирала и собирала. И зачем ей столько? Чтобы сбежать на край света. К пальмам и морю. К домику с соломенной крышей.