Алое сердце черной горы

Миронов Кирилл

* * *

Как регулярно отмечал для себя по пути Артемир, более простой дороги за весь период войны он еще не исхаживал. Шествуя вдоль ровной, как крепостная стена, череды гор, Артемир и его крепкая и выносливая компания не встретили ни единой преграды, ни единого противника их дела, благодаря чему время перехода было рекордно малым: на все про все ушло около полутора месяцев, что означало выход к западным рубежам Нордикта лишь к третьей четверти саргийского лета.

По меняющемуся лицу куттского проводника было понятно, что место, куда его народ был изгнан саргами, он считает домом, несмотря ни на что: чем ближе было к западной горной оконечности, тем светлее и радостнее становилось

выражение угрюмого северянина, тем сладостнее для него становился воздух, в котором уже отличал он отзвуки родных мест, его дома, и, возможно, семьи.

— Хм, похоже, это оно… — протянул Артемир, когда в подгорном перелеске, по которому они бродили уже полдня, образовалась огромная, вырубленная под сеть саргийских лагерей поляна, или, правильнее будет назвать, поле. Сами лагеря, расположенные на небольших промежутках друг от друга, можно было определить, как саргийские, лишь по характерному срубу деревянных заборов-стен в виде частокола, да округлой форме, ибо ни знамен, ни тем более солдат там не было и в помине. Поначалу вообще можно было подумать, что лагеря пустуют, но по мере приближения Артемира к ним стало ясно, что там несут вахту оставшиеся кутты, просто из-за низкого роста их не было видно над остриями кольев. Чтобы иметь обзор, кутты выдолбили в стенах круглые оконца-амбразуры, в одном из которых Артемир и разглядел голову местного стражника.

Куттский проводник, чтобы не допустить недоразумений, выбежал вперед, подняв руки высоко над головой, объявив о своем приходе громкими выкриками. Ему ответили из ближайшего лагеря, а следом за голосом показались и сами его носители, выйдя навстречу своему сородичу. Завязался разговор.

— Нетрудно догадаться, о чем они говорят. — кивнул Датокил в сторону куттов, не отрывая от них взгляд. — О нашем провале под Кастелатом. По лицу того коротышки видно, как он расстроен тем, что описывает наш дружок.

— Возможно, они просто хотят покинуть свои горные теснины. — пожал плечами Артемир, который уже обрел спокойствие после поражения. — Но, пока Лига не сломлена, боятся предпринять обратное переселение на равнины.

Едва начавшуюся беседу прервал кутт-проводник, вернувшись к приору. Жестом руки призвав следовать за ним, он повел Артемира и его компанию сквозь лагеря, из которых на них смотрели любопытные лица с гармоничной смесью тревоги и невежества.

Наконец, лагеря закончились, Артемир уперся в горы, которые предлагали единственный возможный проход в свое негостеприимное царство: каменистая дорога с клочками травы и небольшими кустами, круто уходящая наверх. Не испытывая ни малейшего желания подниматься по ней, Артемир все же преодолел себя и, ласково погладив своего вороного коня по шее, направил его к подъему. Его примеру последовали и остальные. Провалив один штурм, равенцы предприняли другой, едва ли менее тяжкий…

— Ого, какая высота… — сглотнув от неуютной картины, проговорил Артемир, оглянувшийся назад и увидевший лагеря далеко внизу, у подножия гор. Следом за ним верхом шел Датокил, а после — узкая колонна гвардейцев с измученными лицами, блестящими на свете вечерней Звезды от обильно льющегося пота. Замыкала путь конная повозка с провизией, изрядно облегченной за все время пути, оттого лошади, ее тянущие, страдали не более, чем кони Артемира и Датокила. Радуясь в глубине души, что он не идет пешком, Артемир вновь повернулся вперед, почти прижавшись грудью к мощной спине своего уже попахивающего скакуна.

Так и продолжался путь наверх до тех пор, пока даже гвардейцы не начали потихоньку роптать, не в силах идти далее без отдыха, страдая от неутолимой жажды и перепада высот. На их облегчение, из поздних сумерек выскочил кутт-проводник,

ломано объявив о том, что они вот-вот выйдут на «Плато Последнего Приюта»(на этот раз Артемир расслышал все верно). И действительно, спустя еще пару минут тяжелой одышки, дорога постепенно сгладилась, открыв взору приора вид, который он уже видел далеко на юге, в Фортерезии: протяженное межгорное плато, похожее на дно тазика со сглаженными бортиками-подножъями соседних высот. На плато неупорядоченно расположились каменные «домики», по убогости много превосходящие убежища самых бедных равенцев на Гунтале. Иные вовсе не были похожи на жилища, а скорее на свалку булыжников, между которыми по нелепой случайности образовалось пространство, достаточное для того, чтобы там уместилась пара человек.

— Здесь доживают свои последние годы старики. — пояснил кутт, объяснив этими словами и убогость жилищ, и то, почему местные не проявляют и малого намека на любопытство, выходя посмотреть из своих «домов» — им попросту уже все равно.

— «Плато Последнего Приюта»… — мрачно усмехнулся Артемир, качнув головой.

— Далее будет короткий спуск в катакомбы. — продолжил экскурсию кутт, указав рукой на выдолбленный в основании одного из подножий небольшой проход в черноту. Это зрелище вызвало бы страх у любого, чей взгляд провалился в бездну непроглядного мрака уходящей в гору пустоты. Но уставшим путникам было не до тратящих силы материй страха и тревоги, потому они безостановочно направились прямо в пасть высокого хребта, миновав молчаливое «Плато Последнего Приюта». Однако, кони равенцев выразили готовность потратить остатки своих сил на сопротивление, явно дав понять, что ни единым копытом не ступят вглубь горы, как бы ни ругались, или же ласково ни уговаривали их хозяева.

— Оставьте их здесь! — рявкнул разозленный шумом животных кутт. — Их и повозку никто не тронет, еду и воду старикам каждый день в избытке приносит молодежь.

Невольно согласившись с доводами местного жителя, равенцы оставили коней с лошадьми снаружи пастись скудным подножным кормом. Успокоенные обещанием кутта попросить молодежь накормить и животных тоже, гости подгорного народа ступили в главную часть их неуютной вотчины.

— Ах, проклятье! — Артемир споткнулся о камень в кромешной непроглядности. — Ничего не видно!

— Сейчас будет светло. — голос кутта прилетел откуда-то спереди.

И действительно, спустя минуту проводник вывел их из неосвещенного коридора в просторную пещеру, скудно освещенную голодающими настенными факелами, едва горящими тусклым огнем. В утробе этого пространства никого не было, зато на каменном полу лежали навалом деревянные приборы, вроде тазиков, мисок, кружек и ведерков. Видимо, эту «снасть» использовала пресловутая молодежь для пропитания своих стариков, ставшими одной ногой в небытие.

Не задерживаясь ни на секунду, дабы гвардейцы не устроили давку, кутт повел своих ведомых далее, к трем темным проходам в стене, вырубленным рядом друг с другом. Зайдя в центральный, он вывел равенцев в просторную галерею с невесть как проделанными в высоченном потолке отверстиями, из которых проникал воздух, свет и капала вода. И тут-то и жило большинство представителей куттского народца. По бокам от длинного прохода в неровных стенах зияли отверстия, но не темные, как прежде, а хорошо освещенные теми же факелами. Вели эти отверстия в обитаемые комнаты. Внутри было достаточно места для небольших семей, которые проживали в этих каменных, нерушимых покоях. Женщины, дети и подростки, в основном, ибо мужчины отправились на войну. Все они попрятались внутри своих жилищ еще до появления равенцев, взбудораженные раздающимся эхо от многочисленных, сливающихся в какофонию шагов.