Алое восстание
Шрифт:
Морозы все крепчают. Здесь, в дремучих чащобах далеко к северо-западу от моих прежних холмов, бойцы Марса ни разу не появлялись. Не знаю, что делал бы, встреть я кого-нибудь из них.
— Кроме тебя, никто не знает, где я, — криво усмехается Виргиния, — только поэтому еще и жива.
— И что собираешься делать?
— Оставаться в живых, — смеется она.
— Тебе это лучше удается, чем мне.
— В смысле?
— Никто из твоих тебя не предал бы.
— Потому что я правила по-другому. Людям не нравится,
— С чего ты решила?
— Это было видно за километр, написано на лице. Все твои мысли занимала одна только твоя миссия, в чем бы она ни состояла. Ты летел к цели напрямую, как пущенная стрела. Когда еще только встретились, я сразу подумала, что ты готов кому угодно горло перерезать, только бы добиться своего. — Она задумчиво смотрит на меня. — А что тебе надо, кстати?
Я пожимаю плечами:
— Выиграть.
— Да ну, брось. Ты не настолько прост.
— А ты так хорошо меня знаешь? — хмыкаю я, поворачивая шипящую над огнем кроличью тушку.
— Я знаю, что ты кричишь во сне и зовешь какую-то Эо. Кто это, сестра? Любимая девушка? Имя какое-то не наше, да и у тебя тоже.
— Я с дальнего астероидного пояса, человек из глубинки. Разве тебе не говорили?
— Да кто скажет, я мало с кем общалась. — Она машет рукой. — Ладно, ерунда. Главное — другое: люди тебе не доверяют, потому что тебе важнее твоя цель, чем они, и это очень заметно.
— А тебе, значит, доверяют?
— Еще как доверяют, Жнец. Я просто больше, чем ты, люблю людей, а они все замечают. Ты как волк, только воешь и скалишь пасть, а я мудрая советчица, которая всегда выслушает. Они знают, что со мной всегда можно договориться. С волком нельзя, тут либо ты его порвешь, либо он тебя.
Она права.
Пока мы жили не в замке, отдельной компанией, так было и у нас. Вместе добывали дичь, я учил каждого ее разделывать, хотя и сам толком не умел. Разводил для них огонь, и это был наш общий секрет, о котором не знала банда Титуса. Меня любили, относились почти как к родному отцу, это было видно по их глазам. Пока Титус был жив, я воплощал в себе надежду на лучшее, а потом… потом сам стал Титусом.
— Иногда трудно помнить, что это всего лишь учеба и нам пытаются вдолбить какие-то знания, — вздыхаю я.
— Как, например, жить для чего-то большего? — Она наклоняется ко мне, ее волосы касаются моего лица.
Ее слова вонзаются в сердце, словно иглы. Я слышу, как их произносят другие губы. Жить для чего-то большего. Большего, чем власть. Большего, чем месть. Большего, чем нам дано.
Я должен не просто победить, а научиться большему, чем остальные. Только так можно помочь своим, алым. Пока не превращусь из глупого самонадеянного
Волки совсем отощали, их ночной вой все отчаянней. Иногда, подстрелив дичь, приходится их отгонять. Однажды, когда уже в сумерках мы заваливаем большого оленя, нас окружает целая стая. Смутные тени мелькают между деревьями, как призраки. Самый крупный волк размером почти с меня, мех у него снежно-белый, остальные все серые, черные они только летом. Кольцо вокруг нас сжимается, каждый охотник двигается сам по себе, выбирая собственную тактику, но оставаясь при этом членом стаи.
— Так и нам надо учиться воевать, — замечаю я, наблюдая за волками.
— Давай лучше потом об этом поговорим, — сердито фыркает Виргиния.
Чтобы свалить белого вожака, хватает трех стрел, остальные волки разбегаются. Снимаем с него шкуру. Усердно работая ножом, Виргиния поднимает на меня взгляд. Щеки у нее побелели от холода.
— Как у волков не получится, — говорит она, — потому что рабы не могут быть членами стаи. Только у волков тоже не все ладно — слишком многое зависит от вожака. Достаточно отсечь голову, и тело отступает.
— Значит, надо больше самостоятельности.
— Наверное. — Виргиния кивает, задумчиво закусив губу.
После ужина, уже в пещере, она объясняет:
— Это как пальцы на руке. — Мы сидим рядом, касаясь коленями, так что мне даже неловко. На костре жарится оленина, наполняя пещеру аппетитным густым ароматом. Снаружи бушует метель. Белая волчья шкура сушится возле огня.
— Дай-ка мне руку! — продолжает Виргиния. — Который из пальцев у тебя главный?
— Все главные, у каждого свое назначение.
— Да ладно тебе, не выпендривайся.
Показываю большой. Она просит меня удержать палочку им одним и легко выдергивает. Затем держу остальными пальцами без помощи большого, но и тут, хоть и с трудом, Виргиния завладевает ею.
— Вот, а теперь представь, что большой палец — это все члены братства, а остальные — рабы, которых вы захватили. Примас… ну, он как бы мозг, и вместе все работает вроде бы идеально.
В самом деле, вырвать палочку теперь не получается. Наконец отбрасываю ее и спрашиваю, к чему это все.
— А ты попробуй, — говорит она, хитро прищурившись, — сделать что-нибудь посложнее: например, крутить большим пальцем по часовой стрелке, а остальными — наоборот, но за исключением среднего.
Делаю в точности, как сказано.
— Ничего себе! — восклицает Виргиния, не веря своим глазам. Ну еще бы. Пальцев проходчика, привыкших работать с дистанционным манипулятором, ей видеть не приходилось. Пробует сама, но безуспешно.
— Да понятно, в общем, — киваю я. — Рука — она как Сообщество.