Алое восстание

Браун Пирс

На реке Метас чуть дальше на юг виднеется мост. Врагу достаточно перейти его, и дорога к замку через долину открыта.

Севро сплевывает.

— Это что, шутка? — поворачивается он к Фичнеру.

— Ты о чем, Гоблин? — спрашивает тот, выдувая очередной пузырь.

— О том, что у нас ноги расставлены, как у розовой шлюхи! На черта сдались все эти горы и ущелья, если кто угодно может явиться прямо к входной двери? Вот он, мост, а вон ворота, всего дела-то — одну вонючую речку перейти.

— Ох уж эти гоблины, и все-то они замечают… — Фичнер шутливо хмурится, сверля смуглого малыша взглядом,

потом равнодушно пожимает плечами. — Мне-то что, я буду на Олимпе.

Кассию диспозиция тоже не по душе.

— Что это значит, куратор? — спрашивает он с кислым видом. Судя по красным глазам, проплакал всю ночь, что, однако, не притупило его умственных способностей.

— А то, что это ваши проблемы, сосунки, а не мои. Вы не дома, а я вам не мамочка, задницу подтирать не стану. Если ноги расставлены, придумайте пояс целомудрия.

В толпе курсантов слышится недовольный ропот.

— Могло быть и хуже, — подаю я голос, указывая на юг, где крепость врагов беззаботно расположилась на обоих берегах реки. — К тем бедолагам заходи откуда хочешь.

— У тех бедолаг поля и фруктовые сады, — небрежно замечает Фичнер, — а у вас… — Он оглядывается на тропу. — У вас ничего, потому что ленивый гоблин бросил оленью тушу внизу. Ничего, волки сожрут.

— Если мы не сожрем волков, — хмыкает Севро, вызывая хмурые взгляды остальных.

— Что они делают? — восклицает вдруг Антония, показывая на юг.

Из облаков выныривает темный силуэт челнока и опускается на травянистой пустоши, отделяющей нас от речной крепости. Трое воронов и десяток крабов стоят в оцеплении, пока бурые слуги суетятся, расставляя на раскладном пластиковом столе съестное и бутылки. В кристально чистом воздухе наше острое зрение различает окорока, вино, молоко и сыр.

— Западня, — фыркает Севро.

Кассий вздыхает:

— Спасибо, Гоблин… Только я сегодня не завтракал. — Лицо его осунулось, под глазами темные круги. Он ловит мой взгляд в толпе и с улыбкой подмигивает. — Наперегонки, Дэрроу?

Я удивленно поднимаю бровь, потом улыбаюсь в ответ:

— По твоей команде.

И он срывается с места.

Чтобы накормить семью, мне приходилось проделывать вещи и поглупее.

Сорок восемь курсантов смотрят с башни, но ни один не решается составить компанию.

— Захватите мне ветчины с медом! — кричит вдогонку Фичнер. Антония обзывает нас идиотами.

Преодолев скалистые предгорья, спускаемся на равнину. Челнок уже улетел, возле стола никого нет. Бежать легко, трава едва достает до колен. Кассий все же быстрее меня, хотя в конечном счете опережает всего на корпус. Хватаем по банке ледяной воды и жадно пьем, на этот раз быстрее оказываюсь я. Довольно хохочем, хлопая друг друга по плечам.

— Кажется, у них там знак Цереры на штандарте, — показывает Кассий на стены, украшенные вымпелами. До крепости несколько километров сплошной луговины почти без деревьев. Он бросает в рот виноградину. — Надо бы провести разведку на будущее, а перекусим потом.

— Согласен… — и добавляю тихонько: — Что-то тут не так.

— Ерунда, — смеется он, глядя на голую пустошь с колышущейся травой. — Мы бы их давно увидели, да и не сможет никто нас догнать. К этим недотепам можно подойти и нагадить в воротах, никто нам ничего не сделает.

— Тут

есть чем поделиться, — смеюсь я, похлопывая себя по брюху.

Однако мне все же не по себе, и дело не только в животе.

Снова гляжу на крепость. В правой стороне журчит река, вдали за ней белеют горные пики, слева за широкими лугами начинается лес. Впереди море высокой травы волнуется на ветру. Летящая низко птичка вдруг, резко вспорхнув, уносится прочь. Я нарочито громко смеюсь, опершись на стол.

— Точно, залегли в траве, — шепчу Кассию, — это ловушка.

— Можем стащить у них какие-нибудь мешки, — громко продолжает он, кивая на стол, — легче будет все унести, — и шепотом: — Бежим?

— Эльфик.

Он довольно ухмыляется. Вот только позволено ли сегодня, в день ориентировки на местности, начинать военные действия? Ладно, плевать.

На счет «три» разом пинаем стол, и в руках у нас оказываются его дюропластиковые ножки метровой длины. С диким воплем бросаюсь туда, где вспорхнула птичка. Кассий бежит рядом. Навстречу из травы растерянно поднимаются пятеро золотых из братства Цереры, и Кассий фехтовальным выпадом достает одного из них в лицо. Я не знаю изящных приемов, и вчерашнее плечо дает о себе знать, поэтому просто бью палкой по коленке, и второй противник с воплем корчится в траве. Пригибаюсь, уходя от удара кулаком, Кассий отбивает его. Мы танцуем в паре, теперь против троих. Вижу направленное на меня оружие, не палку и не нож, а нечто куда более интересное — кривой тесак, серп жнеца. Противник стоит, подбоченившись и вытянув его вперед, как хлыст. Будь это и вправду хлыст, я был бы уже мертв, но тесак короткий, и я уклоняюсь, одновременно блокируя кулак, летящий в моего напарника. Затем бросаюсь на того, что с тесаком, и беру в захват. Я гораздо проворнее, не говоря уже о силе рук, и быстро завладеваю оружием, а затем отправляю его хозяина в нокаут.

Последний оставшийся на ногах, видя, с какой сноровкой я кручу в руке тесак, сам готов сдаться, но Кассия уже не остановить. Высоко подпрыгнув с причудливым отвлекающим пируэтом, он с разворота валит его ударом ноги.

Крават — молчаливый танец, тайная техника золотых — удивительно напоминает хвастливый акробатический танец мальчишек из Ликоса с их прыжками и сальто.

К стонущим на земле курсантам я не испытываю ни малейшей жалости. Каждый из них прошлой ночью жестоко прикончил своего товарища, так что невинных жертв здесь нет. Беспокоит совсем другое — изящество, с которым дрался Кассий, не оставляя врагу ни малейшего шанса. Мой грубый натиск и ярость ничего не стоят против его техники, и узнай он мою тайну, я не проживу и секунды. Тем не менее Кассий тоже впечатлен.

— Ну ты и ловкач! Разоружил одной левой! Чертовски быстро! Мне повезло, что вчера не попал с тобой в пару. Очень круто! — Он презрительно оглядывает лица пленных. — Ну, что скажете, придурки?

В ответ слышатся одни ругательства.

Надменно вздергиваю голову:

— Что, не приходилось еще проигрывать? — Усмехаюсь, не получив ответа. — Неприятно, должно быть.

Кассий сияет — на минуту он даже забывает об убитом брате. Но я не забыл. Победная эйфория проходит, на душе снова темно и пусто. Того ли от меня ждала Эо? Уж точно не детской игры в войнушку.