Алпамыш

Юлдаш Фазил

Услыхав слова Барчин, такое слово ей в ответ сказал Кокаман-батыр:

— В битвы я скакал на этом скакуне.

Сильную обиду причиняешь мне.

Малость хоть налей, пусть плещется на дне!..

Я — батыр известный, унижаюсь так!

Я ведь не вино прошу и не арак,

Я ведь не сабу прошу и не конак, —

Хоть

в одну касу, прошу, налей кумыс!

Все табибы мне велели: «Пей кумыс».

Я ведь не сабу прошу и не конак!

Не груба моя и не зазорна речь, —

Надо же свое здоровье мне беречь!

Если в сердце боль, — руке изменит меч, —

Что батыру делать в пору грозных сеч?

Стыд батыру хворым в молодости слечь!

Можно ли подобной просьбой пренебречь?

Раз надежда есть кумысом хворь отвлечь,

Как меня надежды смеешь ты лишить?

Можешь ведь и ты кого-нибудь обжечь

Так, что боль его начнет нещадно печь,—

На смерть ты его решишься ли обречь!..

Дай мне кумыс

а

— лекарством обеспечь!..

Я ведь знаю: ты — Байсарыбая дочь.

Кумыса не дав, меня ты гонишь прочь, —

Скупостью такой отца не опорочь…

Я, как друг, пришел — и все же не желан.

Знай, обида эта мне больнее ран…

Я на все способен, гневом обуян!

Вы сюда пришли из чужедальних стран,—

Раз пришли — пришли, — впустил вас Тайча-хан!

Я — батыр калмыцкий, имя — Кокаман, —

Видишь — я какой могучий пахлаван! —

Жертвою мне быть за твой чудесный стан!

Если кумыс

а

прошу, не зван, не ждан,

Значит, вправду, очень болен Кокаман!

Неужель не дашь больному кумыса?

Пусть хотя б одна неполная каса!..

Если б кумыса сейчас я напился

Из твоих, узбечка, из волшебных рук,

Был бы исцелен я от сердечных мук…

Пусть, как волк, уеду, а не — как лиса!..

Ты не обижайся — я ведь не злодей.

Дай кумыс — и сердцем ты моим владей!

Не последний средь калмыцких

я людей:

В полном богатырском круге состоя,

Между девяноста славных числюсь я.

Недругу любому голову снесу!

Дай мне кумыс

у

, красавица моя,

Не уеду я, не выпив кумыс

у

!..

Услыхав от Кокамана эти слова, сказала Барчин прислужнице своей, Суксур:

— Этот калмык, провалиться ему, — откуда он только взялся! — стоит да бахвалится, прося кумыса, — на кумысе счастье свое загадав. Налей-ка воды в касу, — воду я ему подам, — охладит его вода — надежду на меня оставит он.

Суксур отошла в сторону, воды в чашу налила — принесла ее Барчин. Барчин протянула руку с чашей батыру Кокаману. Увидел Кокаман-батыр, что в чаше вода, а не кумыс, — разозлился и хлестнул девушку по руке своей камчой.

Испытав такую жестокость от батыра, расплакалась Барчин и, плача, такое слово сказала:

— Да истают все нагорные снега!

Да сгниет в земле поганый труп врага!

Недругов моих, о боже, покарай,

Да погибнет он, чужой, немилый край!

Ты меня, безмозглый, слушать не хотел,

Ты хлестнуть меня осмелился камчой!

Горю моему где мера, где предел?

Беззащитны стали мы в стране чужой,

Родину покинув, терпим гнет большой.

По руке камчой меня калмык хлестнул,

Подло так меня пришельством попрекнул,

Униженья шип ты в сердце мне воткнул!

Что теперь, бедняжка, в силах сделать я?

Чужестранка здесь и девушка ведь я!

Чтоб тебе, злосчастный, не было житья!

Чужестранка я, однако, не раба!

Как земля чужая жестока, груба!

Плачу я, но, видно, такова судьба!

С родиной расставшись, горько слезы лью,

А кому поведать мне печаль свою!..

На эти слова Кокаман так ответил:

— Не возьму добром, так силою возьму,

Чистоты твоей не милуя, возьму!

Если хочешь знать — терплю я также боль:

В сердце Кокамана также есть мозоль.

Я просил тебя: лекарство дать изволь, —

Ты же сыплешь мне на рану сердца соль…