Алпамыш

Юлдаш Фазил

Кто вас призывал в калмыцкий Чилбир-чоль?

Сели со своим скотом на Айна-коль!

Очень ты, узбечка пришлая, горда!

Это наши травы, наша здесь вода!

Я своих батыров приведу сюда,—

Будет, пастухи, вам черный день тогда!

Если мы на вас устроим аламан,—

Вашу кровь прольем, изгоним в Туркестан,

А

тебя захватит силой Кокаман!

Буду веселиться, буду — что ни ночь —

Я с тобой лежать, Байсарыбая дочь!..

Эти слова услыхав, Ай-Барчин так ответила батыру Кокаману:

— Сам себя пустой надеждой не дурачь!

Поступай, как знаешь, но потом не плачь.

Силой взять меня грозитесь, калмык

и

?

Проезжайте дальше, — руки коротки!

Много о себе, калмык поганый, мнишь.

Думаешь, коль силой ты меня пленишь,

Не прискачет милый бек мой — Алпамыш?

Если же мои не сбудутся мечты,

По-мужски одевшись — в бой сама пойду!

Силу я в руке девической найду:

Будь вас сорок тысяч, будь вас тьма и тьма —

Всех, как одного, я перебью сама.

Истинно, как видно, ты сошел с ума!

Силою меня, проклятые, не взять!

Кто из вас дерзнет подобный вздор болтать,

Смерти калмык

у

тому не избежать.

Первым ты, глупец, лишишься головы!

Сделать я могу то самое, что вы.

Вот еще какие выискались львы!

Я — узбечка, имя Ай-Барчин ношу,—

Я вас на кусочки, подлых, искрошу.

Убирайся прочь, — добром тебя прошу!

Гордую узбечку силой взять не льстись.

Поскорей своей дорогой воротись, —

Девушкою быть убитым постыдись!

Предо мной, калмык, напрасно не вертись!..

Такого крепкого разговора батыр Кокаман ни от кого еще никогда не слыхал. Повернув коня, в путь он пустился и, обиды не стерпев, едет он — и от злобы, как медведь, ревет. К богатырям в дальние пещеры приехав, бросился он — со слезами на глазах — с коня наземь и, как ребенок, пред отцом заупрямившийся, громко плакать стал и дрыгать ногами.

Старший брат его — Кокальдаш спрашивает:

— От кого ты обиду потерпел,

пока я жив-здоров еще?

— Страшен в гневе я, — ты это знаешь, брат:

Рубит пополам верблюда мой булат!

За тебя готов я отомстить стократ.

Ни с каким врагом не убоюсь я встреч,—

Шаху самому башку сверну я с плеч!

Если шах в твоей печали виноват,

Кровь его пролить я тоже буду рад.

Дочь его Тавка прекрасна, говорят,

Дочь его Тавку тебе отдам я, брат!

Если он такой насильник, Тайча-хан,

Черный напущу я на него туман.

Ты скажи мне правду, брат мой Кокаман!

Тогда Кокаман открыл свою тайну старшему брату — Кокальдашу, объяснил свое огорчение, такое слово сказав:

— Жалобу мою позволь тебе излить.

Если, за меня желая отомстить,

Хочешь вскачь коня горячего пустить,—

Шаха Тайча-хана не за что хулить!

Что несчастен я — в том не его вина.

Хоть умру, а шаха дочь мне не нужна!

Девушкой-узбечкой был я оскорблен,

Ею нож разлуки в сердце мне вонзен:

Кокаман, твой младший брат, в нее влюблен —

Собственною кровью захлебнулся он!

Девушка она, а как была дерзка,

Говорила как со мною свысока!

Потому меня так обожгла тоска,

Потому медведем я взревел, ака!

Услыхав эти слова, Кокальдаш-пахлаван сказал:

— А, чтоб тебе молодым околеть, не за что тебя жалеть! Если ты при жизни старшего брата к его невесте суешься, ездишь, куда не просят, то тебя поделом оскорбляют, как собаку поносят!

В это время Караджан приехал:

— Ты что, Кокаман, к девушке повадился, с которой я, как с невестой своей, развлекаюсь. Смотри — раскаешься!

Тогда Кошкулак-батыр закричал:

— Так вы, оказывается, оба ездите к девушке, которую я выбрал себе в жены, за которую уже приготовил калым! Как бы я головы не снес двум братьям своим!

Подошел батыр Кокашка и, Кокамана ударив, сказал:

— На этой девушке я обещал жениться, согласьем ее заручился. Если я первый с ней обручился, как смеете вы ездить к ней, к невесте моей?

Тут все батыры поднялись — и каждый свой кулак на Кокамане проверил, приговаривая:

— Так это ты, значит, красавицу-узбечку в жены себе присмотрел, чтоб ты погиб! — А Кокаман под ударами кулаков девяноста батыров, лежал, как упавшая вершина горы.