Алпамыш
Шрифт:
Будь я обесчещен, как трус,
Если, вероломец Тайча,
Ненависть к тебе угашу,
Головы тебя не лишу!»
Так эта сеча окончилась. Немногие калмыки уцелели, — бегством спаслись. Остался Алпамыш один на поле брани, вперед поскакал — догнал Караджана, ушедшего со всем народом вперед. Едут друзья рядом, обращается Караджан к Алпамышу, рассказать просит, как бой закончился. Рассказал ему Алпамыш про подвиги свои, сколько врагов перебил он,
Восхищается Караджан геройством Алпамыша, говорит:
— Не вернусь я в страну калмыцкую, не хочу служить вероломному шаху Тайче, жить буду в стране друга моего, славного витязя Алпамыша.
В это время прикочевал народ к берегам Ачикколя. Устали люди от долгого пути, скот из сил уже выбивался. Решили стоянку сделать на этом месте. Скот на волю пустив, юрты расставили. Пришел и караван Барчин-аим. Многие из подружек ее так устали от долгого сиденья на иноходцах, что словно бы окаменели — ни стоять, ни ходить не могли. Спустили Ай-Барчин с коня, развьючили пятьсот верблюдов, ее приданым груженных, отдыхать дали им. Установили женщины бархатную юрту Барчин, — девушки ввели ее в юрту, развесили ее одежды, кумганы с водой вскипятили, чай заварив, дастарханы разостлав, досыта горячей пищи поев, — отдыхать легли. Так и по всей стоянке.
Люди весь день отдыхают, вечер настает, ночь приходит, — люди лежат, подняться не в силах, — отдыхают с пути. Длится отдых три-четыре дня. Люди в себя приходят, — снова в путь собираются. Едет Алпамыш рядом с Барчин-аим, так говорит:
— Споря светлым ликом с луной,
Стремя в стремя рядом со мной,
Вольною дорогой степной,
Девушками окружена,
Держишь путь ты в край наш родной.
Слушай меня, друг мой, жена!
Правду ведь узнать ты должна:
Скот наш возмечтав отобрать,
Конную могучую рать
Выславший за нами вдогон,
Этот вероломный Тайча, —
Знай, моя Барчин-аимча, —
Если бы он верх одержал,
Гибелью ведь нам угрожал!
Все же он, Тайча, оплошал.
Я его опоры лишил:
Меч я свой, алмаз, обнажил, —
Сколько калмык
о
в уложил!
Цвет его полков искрошил!
Недруг нам разором грозил,
Рабством и позором грозил,
Недруга я сам устрашил!
Честь Байсун-Конграта я спас, —
Скот наш от захвата я спас, —
Слава мне теперь, храбрецу!
В край родной, на радость отцу,
Еду я конь о конь с тобой…
Очень тебе кудри к лицу,
Твой
Едут рядом он и она,
Бек и молодая жена,
Кони их бок о бок идут,
Путаются их стремена.
Едут и беседы ведут,
Шутки шутят, песни поют.
Недруга страна далека.
Плач и стон в стране калмык
а
.
Впереди — родная страна,
Только и она не близка!
Ровные просторы прошли,
Вот уж косогоры пошли,
Впереди — гора за горой, —
Нет пути-дороге конца!
Вспомнит Барчин-ай про отца,
Сразу потемнеет с лица,
Горько затоскует порой:
Много дум на сердце у ней!
«Как не тосковать! — говорит, —
Мой отец и мать, — говорит, —
Там — среди врагов-калмык
о
в,
Лишены родни, — говорит, —
Меж врагов — одни, — говорит, —
Верно в угнетеньи живут,
В тяжком униженьи живут!
Может у отца отобрать
Тайча-хан все наши стада.
Нищенство грозит им тогда!»
Вот что Ай-Барчин тяготит,
Вот что ей сердечко когтит!
Зная, что у ней на душе,
В очи Алпамыш ей глядит,
Очень за нее он скорбит,
Так ей сокол-бек говорит:
— Мой совет послушай благой,
Думой не терзайся такой,
Сердце ты свое успокой!
Недруг наш коварен, а все ж —
Разве он посмеет, калмык,
Совершить столь дерзкий грабеж!
Вскорости, хранимы судьбой,
Мы домой прибудем с тобой,
Счастливо с тобою вдвоем
Мы в краю родном заживем.
Об отце заботясь твоем,
Отошлем посланье с гонцом,
К нам его, в Конграт привезем.
Со своим отцом дорогим,
С матерью своей дорогой