Альсара
Шрифт:
— У Райана, на окраине Омикрона. — Ответила инстинктивно Азия. — У меня ведь свой домик пропал. — Девочка сейчас почему-то вспомнила про Боска и про то, как любила свой маленький домик в Эвэдэ. Похоже, Боск без него жить не мог и не стал, а сейчас у неё не осталось никого и ничего.
— А Рома говорит, что он живёт в Омикроне. — Задумчиво произнесла Сирити. — Как ты думаешь, — она стала тише. — Рома ко мне серьёзно относится. Или для него это всё так, — Сирити показала жестом.
— Я могу это безошибочно узнать у Райана.
— Спасибо. — Обе девочки засмеялись.
Азия ещё недолго
— А, привет ещё раз, ты куда пропала. — Первое, что сказал Маршал, когда Азия появилась возле его гравитона.
— Я прощалась с остальными.
— Да! И как там Сирити?
Тут Азия обиделась по-настоящему:
— И сдалась Вам эта Сирити. Всем интересна Сирити, все про неё спрашивают. Ты меня не рад видеть? Чувствую себя пустым местом, — разошлась Азия.
— Ну ладно, ладно. Просто я волнуюсь за Рому. Как она к нему относится? Он тоже волнуется, но он ведь тебя не может спросить. А я могу.
— У Ромы с Сирити всё нормально, — хитро улыбнулась Азия. Она подошла к Райану и взяла его рукой за ремень пояса.
— Что может быть лучше этих пустошей, — говорил Райан Маршал, когда они гуляли по окраине посёлка. Они отходили всё дальше, и Маршал вроде как сливался с пустыней, усеянной ивами-котиками.
— Множество вещей, — совершенно серьёзно отвечала Азия. И она на полном серьёзе принялась перечислять всё то, что нравилось ей. А Райан только слушал. Он любил слушать Азию, как и она его. Правда, темы, интересовавшие девочку, которая была почти на семь лет его младше, были ему близки.
— Странно, я никогда не мог общаться с девушками своего возраста, мне всегда нравились молоденькие, если не сказать маленькие. — Добавил Райан к её монологу.
— А мне нравились парни постарше. Не знаю. В твоём обществе я чувствую себя маленьким ребёнком, ты так ко мне относишься. Это так приятно. — Райану нравились её улыбка и белоснежные зубы.
Азия продолжала свой бесконечный список вещей более приятных, чем прогулки в пустошах:
— Мы ещё столько позиций в постели не попробовали. — При этих словах её глаза всегда светились желанием. Райан, всегда считавший секс какой-то закрытой темой для обсуждения, чем-то постыдным и тем, что следует скрывать, с Азии ощутил себя совсем по-другому.
"Зачем скрывать то, что так прекрасно. Доставляет удовольствие обоим. Без чего сама жизнь невозможна ни её начало и ни её продолжение". Эти утверждения, как ни странно, были естественны для Азии и они разбивали все бывшие скромные суждения Маршала. Она его, как будто, раскрыла в этом вопросе. Азия была тем, чего не хватало Маршалу раньше. Только в её присутствии он мог открыто рассуждать о сексе. Теперь это было неотъемлемой частью его жизни, и теперь именно он выступал инициатором, всегда.
— Я люблю тебя больше, чем секс. — Сказал неожиданно Райан Азии.
— Это ты так сильно любишь меня или так слабо любишь со мной делать это… — Засмеялась Азия.
— Я смогу отказаться от этого ради тебя, если тебе сильно будет надо.
— Тогда дай мне хоть раз выспаться. — С упрёком заговорила Азия. — Или если я говорю, — Азия постаралась сейчас быть как можно более артистичной. — Нет,
— Это не аргумент. — Улыбнулся Райан. — Я же не говорю о каких-то мелочах. Просто я смогу ждать тебя, мне не нужны другие девушки. Мне не нужно ничего кроме тебя и возможности доставлять тебе удовольствие.
— Знаешь, — заговорила Азия, — несмотря на то, что ты выглядишь, как мачо, который меняет девушек постоянно, я всегда считала, что ты мне никогда не будешь изменять. Что-то в тебе есть такое… Не знаю, ты даже на других девушек смотришь совсем другими глазами.
— Надо будет завести любовницу, чтоб ты не так расслаблялась. — Оба засмеялись.
Им было приятно гулять и общаться. Похоже, разговорчивость была их совместным качеством, только темы были совсем разными. У каждого было что рассказать, то о чём другой предпочитал молчать, и каждому было интересно послушать. Азия любила рассуждать об одежде, косметике, которой у неё всегда, по её словам, было мало. А Райан о войне и политике.
— Знаешь, Сирити мне рассказала, как делается одна штучка. — Заговорила Азия заговорчески улыбаясь. — Я об этом и раньше слышала и читала и даже видела по телевизору, но никогда не пробовала. Но мне всегда очень хотелось. Просто я очень стеснялась. Ну, ты понимаешь, о чём я говорю. — Толкнула с упрёком Азия Райана в плечо.
— Об оральном сексе. — Давился от улыбки команданте.
— Вообще-то это должен парень первым предложить. Сколько можно ждать. — Обижалась Азия на Райана, что теперь ей приходится краснеть.
— Меня это никогда не интересовало. То есть я, конечно, знаю о чём речь, но какого-то дикого желания не испытываю.
— А я очень хочу попробовать. Меня всегда тянет к этому.
— Я заметил. — Райан уже явно давился от собственной улыбки.
— И ты молчал. — Обиделась Азия. — Меня не надо было бы уговаривать, просто попросить.
— Мне всё и так нравится. Нравится, какая ты в эти моменты расслабленная. Нравится, какая ты спокойная, что ли. Как ты смотришь на меня. Мне нравится доставлять тебе удовольствие. Я считаю, ничего нет лучше самого простого и примитивного способа… — но Райан не дал Азии дополнить. — Но если ты хочешь, конечно. Конечно, мы попробуем сразу, как только представится такая возможность.
— Только не смеяться. — Совершенно серьёзно сказала Азия.
— Хорошо. — Сейчас Райану было до чертиков весело и смешно.
— Я серьёзно.
— Серьёзно, хорошо.
— Я обижусь, если ты будешь так реагировать.
— Обидишься.
— Ну, Райан. — Азия сюсюкалась, надеясь, что хоть это подействует на команданте. Но ей нравилось, как Маршал делал весёлыми самые серьёзные и скучные вещи, и она уже представляла, как им будет весело вдвоём.
Азия была довольна. Представьте, как она себя чувствовала, она девушка, она младше, она скромная и стеснительная, но она должна была выступать инициатором в подобных вопросах. Райан словно отстранился от этой темы. Он был жутким консерватором. Но в постели он вовсе не был стеснительным. Даже как-то странно, пока они об этом разговаривали, он держался на расстоянии от таких терминов, но когда доходило до дела, от стеснительности не было и следа. Теперь уже он диктовал им их поведение.