Алтайская баллада (сборник)
Шрифт:
Латчин — вор. Латчин украл. Но с кем? Один не мог. И опять в голове завертелось, закружилось, закричало торжествующее… а-а-а-а-а-а-а…
Кладовщик хозчасти Мыльников. Мыльников. Без него не мог взять. Но тогда и завхоз Гласс. Конечно — Мыльников, Гласс, Латчин. Втроем.
Подошел к Заготконторе. В бухгалтерии был свет. Бухгалтер Карнацкий занимался сверхурочно. Постучался — открыл сторож, чернобородый Мордкович. Заперся в кабинете. Не раздеваясь, в дохе сел в кресло. Голова была ясная, свежая.
Ползухина подозревала его. А почему бы и не заподозрить его и Мыльникова? Берет секретарь… Почему секретарь не может действовать с согласия заведующего? Ага. Вот… Надо начинать с Мыльникова. Не клюнет ли?
Сидел, курил, думал, строил планы.
Карнацкий давно ушел. Мордкович уснул. Ярко горела на столе лампа под зеленым абажуром. Зеленовато-серые тучи табачного дыма висли, покачиваясь, перед глазами Аверьянова. А может быть, это просто в глазах было зелено-серо от усталости, от бессонницы, от малокровия.
Перед рассветом, засыпая в кресле, слышал звон снега (может быть, под окнами кто проходил, а может быть, казалось, чудилось), слышал звон разбитого стакана, шорох струйки утекающего из бочки керосина, шипящий шум хлеба, сыплющегося по трубе элеватора:
…зи… зи… зи… си… си… си… дзинь… дзинь… шшш.
И в голове —
…вижу… вижу… вижу… дохи… диваны… дрова… доха, доха-то на мне…
…ш-ш-ш-шшш…
…бумажная саранча… песцовый горжет…
Утром Латчин, увидев дремлющего Аверьянова в дохе за столом, удивился, развел руками.
— Ба, ба, ба, кого я вижу? Однако у вас личность-то весьма основательно помята. Видно, бурно провели ночку. Хе-хе-хе.
Латчин хитро подмигнул правым глазом, потрепал Аверьянова по плечу. Аверьянов дернул плечом, стряхнул руку Латчина, поморщился.
— Не нравится? Ну, не буду, не буду. А все-таки с законным браком разрешите поздравить. Бабенцию вы подцепили знатную. Вдова полковника. Хе-хе-хе. Не кое-как.
Аверьянов встал, надел шапку.
— Куда это вы?
— Поеду на мельницу.
— А… Ну, отлично, отлично. Пора вам и за ум взяться. Только не злоупотребляйте. Самое лучшее по Лютеру — два раза в неделю. Хе-хе-хе.
Кучеру велел ехать к складу хозяйственной части.
Мыльников был в кладовой один. Отозвал в дальний темный угол, зашептал:
— Товарищ Мыльников, чего же это вы нас надули с Латчиным?
— Как надули?
В полумраке, в морозе кладовой лица Мыльникова и Аверьянова походили на ожившие старые портреты, давно написанные, потемневшие от времени. Аверьянов быстро шептал:
— Ведь вы сколько бочек нам обещали?
— Три.
В голове, в мозгу Аверьянова радостным ожогом —
…есть, есть, клюнул, попался…
— Вот и я думал,
— Что вы, товарищ Аверьянов, я вчера последнюю отправил вам на Лиственничную, 7.
— Ах, ну тогда простите, значит, мне Латчин не успел рассказать…
Торопливо пожал руку.
Кучеру крикнул радостно, торжествующе:
— В гэпэу. Дуй.
Потом, сидя в кабинете, нервно мял газету, посматривал на телефон — ждал звонка из ГПУ. Латчин посматривал на него полуудивленно, полунасмешливо.
— Что это вы сегодня, Николай Иванович, все в кабинете сидите?
Аверьянов огрызнулся:
— Дело есть, вот и сижу. А что, разве я мешаю вам? —
Латчин пожал плечами:
— Вы сегодня положительно не в духе.
Звонок залился серебристым звоном. Аверьянов вскочил, схватил трубку.
— Да. Я. Ага. Три бочки. Указали на Латчина. Так.
Латчин насторожился.
— Гласс сознался? Ага. Две бочки. Мыльников одну. Ага. Ползухина подтвердила? Ага.
Лицо Латчина стало белее его рубашки.
— Хорошо, жду.
Повесил трубку, посмотрел на Латчина холодными зелеными глазами, цвета зеленой яшмы.
— Поняли?
Латчин провел ладонью по лицу.
— Н-н-нет, нне понял.
Аверьянов спокойно вытащил из кармана браунинг, положил около себя на стол, сел в кресло.
— Чего вы дурака валяете, господин Латчин? Ползухина созналась, Гласс сознался, Мыльников сознался. На Лиственничной, 7 нашли три бочки керосину, хозяин квартиры Аганезов указал на вас, сказал, что керосин получил от вас для сбыта. Ну?
Латчин, вздрагивая, щелкая нижней челюстью, сполз со стула, мешком свалился на пол, стал на колени.
— Товарищ Аверьянов, пощадите. Ведь пустяк…
— Я ворам не товарищ. Встаньте.
С портфелем, с наганом, в высоких сапогах вошел уполномоченный ГПУ. За ним в дверях с винтовками остановились два милиционера в высоких черно-красных кепи.
IV
После ареста Латчина, Гласса, Мыльникова и Ползухиной события развернулись самые неожиданные, с неожиданной быстротой. (Обыватели говорили, что новости полились подобно реке, прорвавшей плотину.)
А именно:
Был пойман, уличен в продаже похищенных с ссыппункта четырехсот пудов пшеницы завесыппунктом Гаврюхин.
Попался с тремястами пудами сена, украденного с сеносклада, завсенскладом Прицепа.
Завбойнями Брагина поймали со ста восьмьюдесятью пудами краденого казенного мяса.
На допросах Гаврюхин, Прицепа, Брагин потащили за собой, выдали — заведующего уездным отделением «Хлебопродукта» Брудовского и бухгалтера «Хлебопродукта» Травнина, весовщика Рукомоева и Шилова.