Альтер эво
Шрифт:
– Я не спрашивал, на что тебе новая кредитная линия.
– Да, – соглашается Майя и мгновенно чувствует прилив благодарности: он ведь и правда не спрашивал, просто начал помогать, а это серьезнейшее преступление, между прочим – неужто долг перед Эль Греко настолько велик?
– На что она тебе?
Майя смотрит себе под ноги. Асфальту здесь лет двадцать, сквозь него проросли чертополохи. Поднимает голову, твердо смотрит в глаза Давиду:
– На учебу.
– Какая неукротимая тяга к знаниям, – замечает Давид.
Майя напряглась
Майя впервые замечает, что волосы у него не просто светлые, а с рыжиной. Это заметно по бровям. Некоторые бровины – невероятно длинные и залихватски торчат вверх, точно усы Дали. Хочется пригладить их большим пальцем. Этого Майя, разумеется, делать не собирается, и сама идея нелепа: их совместное предприятие – чисто деловое, и…
Давид наклоняется к ее лицу. Между их глазами остаются считаные сантиметры.
– Ты действительно этого хочешь?
Майя сглатывает пересохшим горлом:
– Да.
С пару секунд он изучает ее. Медленно проводит взглядом по лицу, словно поглаживает кошку. Потом резко распрямляется и выходит из-под козырька:
– Ну, как скажешь. Значит, давай ко мне.
У Майи сбилось дыхание, будто она только что бежала кросс на время, причем непонятно, сдала или завалила.
– Что?..
– Ко мне идем, – повторяет Давид, легонько дергая ее за рукав, чтоб не стояла столбом. – У меня удобнее будет.
– Я не… – Майя еще толком не поняла, запротестовать ли всерьез, но он уже посылает ей через плечо ухмылку:
– Завтрак. Лично я голодный. А на пустой желудок к тем, к кому нам теперь придется идти, я не сунусь, даже за твои колдовские и прекрасные глаза. Не-не-не, и не проси.
Вестибулярный аппарат адресовал Марку репортажи, полные недовольства и смятения. Приходилось игнорировать. Еще бы, если висишь на высоте плюс-минус пары сотен метров над городом без ощутимой опоры. Причем город вполне реальный, не нарисованный, не муляж – это же, черт побери, его город! Марку потребовался весь кураж, чтобы с напускным равнодушием взглянуть на не-Йорама рядом:
– А это зачем?
Не-Йорам хихикнул (выглядело и прозвучало довольно глупо):
– Хотел тебя встряхнуть. Забавно же, нет? – Он склонил голову набок и посмотрел на Марка блестящими чистыми глазами. – Но на самом деле это для масштаба. Представь, что видишь картинку именно так. Нет, не так, это я непонятно сказал… – Он комично поскреб в затылке. – Представь, что можешь наблюдать что-то, у чего примерно такое разрешение. Я бы привел в пример муравейник, но там все-таки разрешение куда меньше, и муравьи довольно крупные. А тут… Вот посмотри вниз.
Марк и так делал все возможное, чтобы смотреть вниз, одновременно убеждая собственное среднее ухо в том, что вниз он вовсе не смотрит.
–
– А ты обидишься, если я так скажу? – лукаво улыбнулся пал. – Смотри: отсюда я вижу, к примеру, что река течет как-то некрасиво. Я могу запрудить ее, и станет посимпатичнее. Или вот… – Паладин не сделал ни малейшего движения, но в один тошнотворный миг они с Марком упали на город и через секунду висели перед окнами какого-то здания. – Или вот я вижу грязное окно. Я могу отмыть со стекла это пятно, и тоже станет куда лучше. Понимаешь?
Сглотнув, Марк постарался подавить резко возросшую желудочную активность:
– А, ну, то есть, вам все равно, с чем играться? Лишь бы стало куда лучше? Вы, ребята, вообще за улучшение всего вокруг, малого и большого, да?
Паладин поджал губы и наморщился, точно лизнув лайм:
– Ну… Если честно, не совсем. По большому счету, нам, как бы это выразить… – Разведя руками, паладин покрутил головой, словно подыскивая слово поточнее, и в конце концов щелкнул пальцами, будто нашел именно то, что нужно: – Все равно.
Марк уставился на него.
– Все равно? – От неожиданности он даже забыл про пикантность ситуации и несколько секунд соображал, что же вообще можно ответить на подобное заявление. – Да вы охренели?
Паладин от души расхохотался.
– Вот за это я тебя и люблю, Марк! Следуй за моей мыслью, пожалуйста.
Секунду спустя они уже стояли в сквере с кучками сметенных листьев, деревянными лавочками в виде оригами-фигур и сидящими на них людьми. Марк снова сглотнул и бегло оглядел людей – нет, не знакомы. И никто, естественно, не обращает внимания на упавшую с неба парочку. Пожилой дядечка посадил на скамейку старого помятого спаниеля и рассеянно поглаживает его по спине. Под ногами у некрасивой девушки в синем пальто прыгают три-четыре синицы.
– Синицы, – эхом ответил на его мысли пал. – Что ты видишь, когда на них смотришь?
Марк посмотрел. Перевел взгляд на паладина. Потом снова на птичек.
– Ты видишь добрую синицу? Злую синицу? Видишь умную или глупую синицу? Может, какая-то из них – общительная и дружелюбная, а какая-то – нахалка и мизантроп? Что скажешь?
От ближайшей липы отделился и прочертил в воздухе завитушку янтарный лист. Марк проследил за его падением и медленно проговорил:
– Нет. Они слишком синицы.
– Именно так! – с нездоровым воодушевлением воскликнул паладин. – Для тебя все они… Можно сказать про птичек «на одно лицо»? Или лучше «по десять на пятак»? – Паладин приподнял одну бровь, и Марк тут же понял, на что он намекает, и почувствовал себя неуютно – тем более неуютно, что не помнил, чтобы произносил тогда это словосочетание вслух. – Хотя это не мешает тебе быть к ним добрым. Ты ведь еще кормишь синиц? Как ты считаешь, это большая доброта?
– Для меня? Мне она ничего не стоит. Но я мог бы и этого не делать, и они остались бы голодными.