Альтер эво
Шрифт:
Марк вздохнул. Выпустил ментальные щупальца. Сделал их видимыми. Протянул к Владу – тот попятился, впустую замахал руками, но щупальца были длиннее, сильнее, многочисленнее, и их можно было использовать как лассо. Ухватив тяжело дышащего Холодного, они ласково погладили его. Один тентакль скользнул за воротник куртки – Холодный испустил сдавленный вскрик, – и присосался к шее сзади. Второй, заглушая истерический вопль, скользнул в рот, и Марк сам поразился тому, как глубоко во Влада ему удалось забраться.
– Верно, я нашел и выбрал это место. Но число
Внезапно Марк почувствовал усталость. И разочарование. И… какую-то неловкость, что ли. По идее он должен был получать удовольствие. Но смотреть на извивающегося, дергающегося и мычащего Холодного было именно… неловко. Как в детстве, когда убьешь мелкую животинку вроде лягушки или крысы из интереса – а что у нее внутри? а как работает? – а потом видишь, что это было мерзко, и что обратно уже не отыграть.
Ему совершенно расхотелось дальше мучить Влада. Вспомнился паладин с синицей в кулаке. Что, все сводится к этому – всегда только к этому, везде? Сила побеждает? Или это просто ему так свезло – из всех гадских миров надо родиться именно в таком?
Марк разом убрал щупальца, отвернулся от Холодного, встав к нему спиной, и стал смотреть на линию горизонта, где лимонное молоко встречалось с фиолетовым.
– Я и так знал, что ты действовал не в одиночку. Еще до того, как привел тебя сюда.
Судя по звукам за спиной, Влад уже не стоял на ногах, а скорчился в молочно-лимонной вате, хрипя и отплевываясь.
– Без разницы. Меня ты забрал – окей, молодец, но твоего возвращения уже поджидают. – Невероятно, но Холодному удалось исторгнуть из себя что-то вроде хриплого кашляющего смеха. – Доберутся до одной твоей сучки, доберутся и до другой. Мелкая – она ничего, да? Смелая. Она во всем такая смелая? Ай-ай, и не стыдно тебе, Самро?
Марк с любопытством следил за тем, как его тело реагирует на слова Холодного. Не образ тела здесь, а само тело там, в больнице, – то, которое способно выделять адреналин и кортизол и неспособно сохранять концентрацию в припадке ярости.
– Вот эта детка знает, чего хочет, – продолжал Влад, вставая. – А ты знаешь, Самро, чего ей хочется от тебя? А как именно – знаешь? Я наблюдал за ней – могу поделиться. Она очень изобретательна. Жаль, что вы с ней все равно не успеете все это опробовать, потому что в ближайшие шесть-восемь часов ее выпотрошат, как куриную тушку, и…
Марк медленно повернулся к Холодному. Он улыбался. При виде этой улыбки сидящий в туманном молоке Холодный запнулся: он явно ждал от Марка совсем не такой реакции – Марк и сам ждал бы от себя другой.
– Хорошая попытка, Влад, – спокойно сказал он. – У тебя сложилось верное представление обо мне. Но – извини,
Холодный не нашелся с ответом. Просто стоял и непонимающе смотрел на Марка, которому полагалось бы сейчас завестись, налиться гневом, потерять концентрацию, сорваться и поплыть по течению вместе с Владом.
– А кроме того это глупо, – спокойно прибавил Марк. – Откуда тебе знать, что у меня на уме. Возможно, я хочу не бросить тебя здесь навсегда, а лишь помариновать, чтобы сделался посговорчивее, а потом вернуться за тобой. Не руби концы, коллега.
Марк небрежно отдал честь двумя пальцами, собрался, сместил фокус внимания на зеркальце, вышел чисто и аккуратно и через долю секунды уже снова лежал на больничной койке.
Прямо перед ним с озабоченным лицом стоял Бубен и – видимо, уже какое-то время – энергично тряс его за плечи. Из-за спины Бубна то и дело порывалась выскочить Инта. Выломанная дверь палаты болталась на одной петле. Холодный так и сидел на стуле рядом с постелью, причем более-менее ровно: рефлексы тела поддерживали позу, но зрачки закатились, и в щелях распахнутых век виднелись белки с красными прожилками сосудов.
В шаге от всего этого безобразия д. м. н. (почет. чл.) Рашевский качал головой, надавив рукой на висок, словно у него разыгралась мигрень, и с досадой повторял:
– А ведь я же просил… Просил я или нет?
Увидев, что Марк пришел в себя, Инта взволнованно пискнула.
– Дружище, ты разве никогда не слышал, что нас, лунатиков, нельзя вот так вот будить? – Марк кое-как отпихнул лапищи Бубна, поманил Инту и, когда девчонка приблизилась, резким движением поднялся на постели и обнял ее – судорожно, крепко, с облегчением.
Ветер бьет в глаза. Воздух воняет какой-то пластмассой, чем-то резким, химическим. Но вместе с тем в нем сохраняется и что-то свежее, морское, какая-то соленая сырость, сообщающая о том, что рядом море.
Марк летит в молл.
Одновременно он смутно ощущает, что прямо сейчас находится в больнице. Эти ощущения – скорее даже в форме знания, в виде сведений – по капле просачиваются сквозь фильтры его внимания. Концентрация достаточная, чтобы быть в курсе, но не более. Человеческое тело Марка ранено, оно в больнице, а вот теперь на его целостность покушается этот долбаный психопат с ножом. Плохо. Наверное, лучше ему здесь не задерживаться?
Марк думает, что, когда ты долго смотришь в ворону, ворона начинает смотреть в тебя. Нахождение в вороньем теле больше не доставляет ему никакого дискомфорта – он может оставаться в нем столько, сколько захочет. И очевидно, в чертах его характера уже в достаточной мере отпечатались черты птиц семейства врановых. Он – раздражительный критикан и горлодер, наглый, бестактный и дьявольски смышленый. Как минимум здесь. Он бы, не раздумывая, вонзил этому психопату клюв в глазное яблоко, а потом бы еще и ноздрю расклевал – всего делов. Но ему это просто сейчас не интересно. Он в курсе, и отлично, но занимает его другое. Там и без него разберутся.