Альтер эво
Шрифт:
– Малышок… – Язык во рту распух и еле шевелился. – Ну какого косого ты здесь делаешь, а? Я же просил.
– И я тоже просил, мужик, – хмуро покивал Бубен. – А она ни в какую. Эти щелкунчики когда приехали – думал, мешаться под ногами будет девка. Но она ничего, знаешь, молодцом. Помогла даже.
Электронный писк резко зачастил: Марк почувствовал, как в кровь хлещет адреналин, и на сей раз это помогло-таки ему сесть прямо.
– Щелкунчики?
– Угу. – Бубен задумчиво потер щеку, и Марк только сейчас
От прилива нежности Марк едва снова не обмяк на постели. Вот в этом весь Бубен, понимаете ли: сначала покрошит человечков, а потом поинтересуется, то ли от него требовалось.
– Спасибо, Бубен. Спасибо, дорогой.
– Что спасибо-то? – Бубен наморщил нос. – Я того раза в луна-парке не забыл и не забуду.
– Ты уже сто раз за него рассчитался.
– Тебе мозги отшибло? – Бубен покосился на медика, словно советуясь по этому вопросу с ним. – Ты мне тогда жизнь спас. За такое не рассчитаешься никогда. Я и пытаться не собираюсь.
Доктрина выживальщиков, вспомнил Марк. Жизнь – превыше всего. Вот же славная религия.
– Уважаемые, ваши взаимные чувства вызывают во мне искреннее восхищение и одобрение. – Медик, наконец, оставил в покое онемевшие члены Марка и вежливо, но твердо оттеснил гостей подальше от койки. – Но потерпевшему требуется покой. Жить-то он будет, но насчет восстановления нейронных связей я бы еще подумал: мне там придется похимичить кое с чем – в прямом смысле слова, и как раз об этом была моя докторская, удивительное совпадение.
Напрягшись до последней степени, Марк идентифицировал медика как того самого интерна, принявшего его при поступлении. Потом зрение с явственным щелчком в голове обострилось, и он с легкостью различил буквы на прицепленном к белому халату бейдже – «Н. Рашевский, д. м. н., зав. каф., почет. чл. Академ.» и что-то еще совсем мелко на других языках.
– Слушай, Бубен… – внезапно сообразил Марк. – А… кого-то знакомого среди этих щелкунчиков ты видел?
Друг помотал головой и положил ладонь Инте на плечо.
– Не волнуйся. Она пока со мной побудет.
– Да сейчас тебе, – огрызнулась Инта. – Пока я побуду, где захочу.
– Дети, дети! – Врач раскинул руки и пошел на них, оттесняя к дверям.
Лишь когда Инта с Бубном были вытолканы взашей, до Марка дошло, что теплая лапка в его руке, которая сжимала его пальцы до сих пор, принадлежала вовсе не медику. И, хочется верить, не Бубну.
После этой обнадеживающей мысли он снова запрокинулся куда-то назад – и в поток.
Только сейчас Майя осознает, что над головой уже какое-то время слышится рокот.
Вертолеты, думает она рассеянно, в прошлый раз у них не было вертолетов.
Эль Греко смотрит на нее нейтрально – то ли ждет чего-то, то ли вспоминает, покормил ли рыбок.
Зато тревога вороны Марка заметно нарастает: она делает несколько смешных прыжков по земле, вертит головой, затем подскакивает, взлетая, держа курс на ветку, но после передумывает и снова приземляется ей на плечо:
– Крр… Тебе не пора линять, а? Тут ситуация какая-то нездоровая.
Это точно. Теперь Майя видит его – вертолет. Он зависает над полем, между ними и стоящим на обочине транспортом, медленно снижается.
– Она уже достаточно раз линяла, – замечает Эль Греко, которого вовсе не спрашивают. – Возможно, пора уже расправлять крылья.
– И как они каждый раз меня находят… – бормочет Майя, не сводя глаз с машины, не делая ни одного шага, потом косится на ворону у себя на плече. – А, ну да…
– Что? – Марк топорщит мелкие черные перышки на шее. – Да кто ж такой на тебя охотится-то? Я тебя нахожу, потому что я ретривер, а… – Птица резко затыкается.
Майя смотрит, как из вертолета выпрыгивают и черными тараканами разбегаются прочь люди. Водолазы? Кажется, да. Она очень устала за сегодня.
– Кажется, я еще вижу немножко вперед, – делится она, поднимая беспалую руку к вороне Марку и рассеянно поглаживая птицу. – Во времени, в смысле. Я не совсем уверена, но… По-моему, у тебя там будет конец света. Вижу тебя в твоей рубашке оранжевой, и ты… Тонешь, что ли?
Ворона смотрит на нее как баран на новые ворота.
– Не бери в голову, – говорит Майя. – Это нормально. Я всегда конец света вижу. Ты просто… Ну, постарайся не утонуть в ближайшее время.
Черные водолазы уже настолько близко, что она различает их черты. Бегущий впереди – со стволом наизготовку, все дела, – это тот же самый, что был у гаражей. С неприятным лицом. С дикой, вымораживающей улыбкой голема. Тот самый, который тогда сказал ей…
– Ах ты, сука…
Водолаз видит их между березок. Эль Греко не поворачивает головы, а вот ворона Марк на плече у Майи вдруг страшно напрягается, пригибает голову и вглядывается в водолаза, на физиономии у которого и в этот раз блуждает мерзкая эта улыбочка.
– Ах ты, сука! – шипит Марк так, словно не верит глазам, и в тот же миг лицо бегущего водолаза словно закрывает тень облака, улыбка застывает, как приколоченная, а губы шевелятся, произнося те же самые слова.
– Сейчас, Майя, – командует Эль Греко. – Помни: не туда, куда тебе надо, а к той, которой тебе надо стать.
Водолазы метрах в пяти, за стволами. Майя собирается с мыслями, лишний раз проводит ладонью по перьям Марка, напоследок смотрит на Давида, задерживает дыхание.
Исчезает.