Альтернатива. Бой за власть
Шрифт:
–Оставить Джаина в живых. Пусть люди верят в вашу милость и избегают гнева. Мы покажем всему свету, что Джаин остался на службе в замке. Благодаря этому, люди последуют его примеру и благополучно продолжат трудиться,– рассудительно пояснил генерал.
–Хм, почти гениально,– осклабился мальчишка.– Хорошо, главный бунтарь останется в живых. Но он, как и все – лишится бессмертия.
–Наказание неизбежно,– расслабленно согласился полководец.
–С официальной причиной разобрались,– устраиваясь на троне, невзначай молвил владыка.– Теперь, я хочу узнать твой истинный мотив,– сменив лицо на
– Это так очевидно?– смущённо отвернулся Кан.– Джаин, настолько поразил меня своей самоотдачей, несгибаемостью воли, что я бы предпочёл казнить хоть всех рабов – взамен его. Я считаю верхом несправедливости, казнь такого выдающегося человека,– с некой грустью, пояснил нэогар.
–Скажу тебе честно: если бы не ты, уже завтра самонадеянный революционер до отвала наелся бы пуль. Но я предпочитаю прислушиваться к мнению моих приближённых, даже если речь о личных принципах,– с едва заметной улыбкой, перестал спорить Вэнтэр.
–Спасибо, император,– благоговейно склонил генерал голову. Вэнтэр ответил небрежным кивком…
Властитель всегда был суровым, всегда принимал всё как должное, а когда желаемого не получал – пускался во все пути кары. В подданных его, где-то на глубине их мечтаний жила надежда, что став человеком, тёплым и бессмертным, вечно молодым и властным, он изменится, но нет, это не соответствовало правилам Вэнтэра. Как и не в правилах Чана было тянуть время, особенно с поручениями тирана.
Профессор приступил к исполнению приговора возвращенных рабов на следующий же день. Хоть вместе с главой «научного единства» в этом участвовал весь его штат, активнее всех помогал Джаин. Стыд за провал он пытался хоть как-то перекрыть, безболезненно отбирая у людей вечную жизнь. Только он вводил укол с заветной смертью аккуратно и по всем правилам; остальные – не церемонились.
Основную массу рабов подлечили, одели в целую одежду, но возвращать хозяевам не спешили; кто-то ожидал укол со «старостью», чьего-то хозяина пока не нашли, от кого-то отказались – вот толпы людей и ютились в тюрьмах, ненужных заводах под строгой охраной, или наспех установленных центрах, для особо требовательных учёных федерации Чана. Добравшись до одной из таких, Джаин, державшийся от Чана на дистанции и, по мере возможности сохранявший молчание, наконец приблизился к невысокому нэогару в белом халате и с контрастным узором на лице. Он поднял с подноса заготовленный шприц, и введя тонкую иглу близ ключицы, робко молвил:
–Сколько, мы теперь будем жить?– собрат дёрнулся, но зелёный раствор весь утоп в его теле.
–У вас около восьмидесяти лет,– безынтересно ответил учёный.– Хотя, всё это очень условно…– обернулись коралловые очи к карим радужкам первого раба.
–Восемьдесят лет,– это прозвучало нежданно обречённо.– Пыль, рядом с бессмертием…
–Ты ведь помнишь, кто до этого довёл,– коралловые точки взглянули Джаину в самую душу.– Император живёт уже очень долго, но он так и остался ребёнком. Не стоит противиться его воле…– вводя новый укол, прогундосил разработчик.
–Это я уже понял…– вздыхая, согласился паренёк со слабой улыбкой.– Хотя, уверен, на моём месте, любой поступил бы также.– Новая шея в бинтах и кровавых потёках, новый
–Ошибаешься,– снисходительно произнёс учёный.– На такое способен только ты. Ты уникален, ты единственный, кто сумел бы сие организовать. В какой-то мере, я горд твоим поступком,– улыбнувшись, выдал Чан, игнорируя всех людей и нэогаров поблизости, чьё внимание неизбежно сместилось к нему.
Джаин стеснённо ухмыльнулся, отвернувшись от взгляда наставника, и всех прочих.
–Я так стыжусь того, что натворил,– когда лишние уши отвлеклись, признался повстанец.– Мне так неловко, что я не пришёл к вам за советом. Вина за поступки, что я не совершил – душит сильней, чем те, что уже не исправить. Было бы проще, если бы меня всё же казнили…
–И думать такого не смей!– воскликнул Чан, на миг рассердившись.– Каждому свойственны ошибки, без них процесс обучения невозможен. Если бы казнили за любую повинность, кто бы остался в живых? Я не скрываю, что бессилен перед намерениями императора, но ему повезло, что Кану хватило ума понять твою значимость. Иначе, императору бы не понравился итог…
Чан подобрал хорошие слова; он не дал Джаину лишиться веры в самого себя. Но смыть с сердца паренька вину, технолог так и не сумел… не сумел ничего поделать и с продвижением волны смертности, что неминуемо захлестнула Империю. Но даже с этим, с проклятием старости и скоротечностью дней – рабов постепенно разобрали либо старые, либо новые хозяева.
К свободе и безграничным просторам за окном привыкнуть было просто, особенно если всю жизнь звался рабом, и даже в окно редко выглядывал. Но вот, снова пришлось привыкать прислуживать. Снова видеть лишь круглую стену за миниатюрным окном, снова просиживать в маленькой комнатке, на отшибе первого этаже дворца самого ненавистного человека. В этом Джаину повезло меньше остальных; только он примерил роль освободителя, как получил славу зачинщика смертности своего народа. Под грузом этих мыслей, запертый в скромной комнатушке – Джаин опечаленным, размеренным голосом, завёл сам с собой разговор:
–Как же я надеялся, что больше не увижу эту унылую картину,– разглядывая часть имперского парка и древнюю, но крепкую стену, пригорюнился он.
Небо над империей хмурилось, и унывало; дождь ещё не начался, но тучи наполнились им.
–Чёртов генерал Кан, как ему оружия хватило, на такой силы взрыв?– Джаин сгрёб руками покрывало со своей кровати, не заметив этого за горячностью гнева.– Он разом перечеркнул мою дальновидность; теперь, даже та горсть людей, которую я старался защитить на случай провала, наверняка погибла…
Тишину тронула капля дождя, разбившаяся об окно. За ней, резкими стуками раздались другие капли; на улице разразилась настоящая, весенняя гроза. Трезубцы молнии и бой небесной наковальни навеяли безжизненному Джаину ту пару случаев, когда его жизнь была в опасности, но ему помогли. Его спасали собратья во время сражения, создатель на протяжении жизни, даже Кан, отстоявший отмену расстрела. С ним делились водой, которой оставалось мало; его кормили лучшей едой, от которой он старался отказаться; его уважал каждый, кого он подставил или убил – своим стремленьем к свободе.– Нет поражения хуже, чем слабость. Шанс есть, пока ты не сдался!