Альтернатива
Шрифт:
— Похоже, так.
Великий визирь задумался. А вот это уже кое-что интересное.
— Я думаю, Гассан-эфенди, эту партию мы сыграем сразу двумя фигурами.
— Дориа и Барбариго? — немедленно уточнил Алжирец.
— Такая проницательность делает вам честь. Надеюсь, Улуч Али располагает верными людьми, которые могли бы приблизиться к вождям неверных?
— Я располагаю, ваше превосходительство, — с улыбкой поклонился Алжирец, — какие будут приказания?
«Ишь ты, каков орех», — отметил про себя
— Вам надлежит сделать следующее...
По окончании изложения приказа Мехмед-паша дважды хлопнул в ладоши. Вошел слуга.
— Этого человека, — указал великий визирь на Алжирца, — я награждаю кафтаном со своего плеча. Проводи его и помоги выбрать любой, какой он захочет, даже самый дорогой. Кроме того, отсыпь ему пять сотен цехинов.
Алжирец удивленно заломил бровь. Неслыханная щедрость. Чиновники Высокой Порты всегда норовили удержать золото, выдавая жалованье и награды в серебряных акче или испанских пиастрах.
Слуга кивнул.
— Ваше превосходительство, — согнулся в поклоне Алжирец, — позвольте просить еще об одной милости.
— Говорите.
— Смиренно прошу вас, дайте под мое начало корабль. Я хотел бы принять участие в будущей кампании.
Мехмед-паша усмехнулся. Гассан-эфенди опять норовит стать капитаном.
— Вы более полезны в другом качестве.
Гассан согнулся еще ниже.
— Я сознаю, что моя просьба дерзка, но удовлетворив ее, вы сделали бы меня счастливейшим из смертных.
Настроение Мехмед-паши изрядно поднялось, только что придуманный план представлялся замечательным. Конечно, если об этом узнает султан, не миновать великому визирю беды, ведь его величество собирается победить неверных в честном бою. Однако риск лишь быстрее разгонял кровь по жилам. Он пьянил великого визиря подобно вину, которое тот, в отличие от своего повелителя, не употреблял, свято блюдя заветы пророка. Алжирец хочет корабль? Рискованно давать столь дорогую игрушку тому, кто не умеет ею пользоваться. Однако довольный слуга служит охотнее недовольного.
— Хорошо, вы получите калите, Гассан-реис.
Калите — турецкое название галиота, парусно-гребного судна. Галиот-калите уступал галере размерами, но имел более развитое парусное вооружение.
3 сентября, Мессина, Сицилия
— К вам посетитель, ваше превосходительство!
— Разве кому-то было назначено? — не поднимая головы от расходной книги флотской казны, раздраженно буркнул Джованни Андреа Дориа, макнул гусиное перо в чернильницу, подчеркнул пару строк, едва не поставив жирную кляксу, и вдруг замер.
Доложивший о посетителе голос, принадлежал совсем не тому, кому положено. Дориа поднял голову. Так и есть: на пороге
— Почему докладываешь ты? — удивленно спросил генерал-капитан, и, не дав вошедшему ответить, сразу же добавил, — сейчас я не собираюсь никого принимать. Пусть ждут.
Испанец, а, судя по характерному акценту, вошедший был именно испанцем, учтиво поклонился.
— Прошу прощения, ваше превосходительство, но посетитель настаивает. Он заявил, что принять его — в ваших же интересах.
Глаза генерал-капитана расширились от изумления. Вовсе не должен телохранитель докладывать о посетителях, а этот, мало того, что делает чужую работу, так еще и имеет дерзость настаивать.
— Ты что, пьян? — начал было Джанандреа, и вдруг осекся.
По спине генерал-капитана пробежали мурашки.
«Пресвятая Богородица...»
Привыкнув к немногословности Виборы, уже много лет неотступно следовавшего за охраняемой персоной, как тень, не обременяя оную персону своим присутствием, генерал-капитал совсем стал забывать, при каких обстоятельствах испанец очутился в его свите.
— Пусть войдет, — дрогнувшим голосом пробормотал Дориа.
Вибора вышел, но сразу же вернулся, придержал дверь, впуская в кабинет рыжебородого человека, одетого по венецианской моде, но без каких-либо изысков.
Джанандреа недоуменно нахмурился: он ожидал увидеть совсем другого человека. Впрочем, этот тоже показался ему смутно знакомым. Где-то он его уже видел. Где? Не вспомнить.
— Ваше превосходительство, имею честь представиться — купец Алессандро Андретти, — отрекомендовался венецианец, в изящном поклоне смахнув рукой с головы малиновый берет.
Дориа сдержанно кивнул. Это имя он слышал впервые.
— Прошу простить мое вторжение, ваше превосходительство, но я не имел возможности попасть к вам на прием обычным порядком...
— Я никого не принимаю, — холодно произнес Дориа.
— Конечно, конечно, — заторопится купец, — я понимаю, дела военные, прежде всего...
Джанандреа досадливо крякнул. Он всего второй день в Мессине, но уже успел заметить, что любой уличный мальчишка лучше него осведомлен не только о целях и задачах объединенного флота, но и о том, что дон Хуан Австрийский ел сегодня на завтрак.
— Какое у вас ко мне дело? — спросил он тоном, совершенно недружелюбным.
Венецианец вдруг перестал раскланиваться, понизил голос и сказал:
— Вам привет от вашего давнего друга, мессира Диониджи.
Дориа вздрогнул, вскочил из-за стола и тут же вновь рухнул в кресло, ощутив, что колени внезапно стали ватными. Глаза генерал-капитана заметались, взгляд скользнул по невозмутимой физиономии застывшего в дверях Виборы, задержался на ней. Венецианец чуть повернул в сторону голову и, скосив глаза себе за спину, приказал: