Альтернатива
Шрифт:
— Ты видишь в этом дурной знак, Рамон? — спросил принц.
Офицер не ответил.
— Марко Антонио погубила женская юбка, — напомнил дон Хуан, — нашему Колонне подобное не грозит.
Дон Хуан решил выказать себя рыцарем и обозначить флагман. Оторвавшись от подзорной трубы, он приказал:
— Отсалютуйте.
Грянула куршейная пушка «Реала» и рамбат, богато украшенный резными позолоченными фигурами голых греческих богинь, сатиров и тритонов, заволокло черным дымом.
Рамбат — носовая надстройка
— Храбрец, — отметил Муэдзини Али, — не боится показать себя.
Капудан-паша вытянул вперед руку с булавой, указывая своим офицерам на галеру главнокомандующего кафиров.
— Держать на этот корабль. И ответьте ему. Пусть не думают, что мы уступим неверным в чести и доблести
Дон Хуан с удовлетворением отметил появление на носу одной из турецких галер белого облачка и закрыл забрало глухого, украшенного золотой чеканкой шлема-армэ.
Турецкий порох рецептурой отличался от европейского, и давал при выстреле белый дым.
Битва при Лепанто началась.
Османы не торопились открывать огонь, зная про низкую дальнобойность своих орудий, и первыми заговорили пушки северной баталии христиан. Уже третий выстрел «Латерны» нашел цель. Пятидесятифунтовое ядро проломило борт одной из передовых галер Сирокко, да так удачно, что та в считанные минуты пошла на дно. Флоты еще не сошлись в кровавой бойне, где за огнем и дымом не разобрать кончиков пальцев вытянутой вперед руки и гибель османской галеры видели все. Христиане возбужденно закричали, а турки зароптали.
— Дурное предзнаменование...
Османские барабаны, отбивавшие темп гребли, на несколько мгновений замолчали. Али-паша, нервно теребивший бороду, обернулся, увидел несколько бледных лиц, но паникера не вычислил.
— Еще слово и отрежу язык, — пригрозил главнокомандующий, не уточнив, к кому именно относится угроза.
Круглые, ощетинившиеся пушками, похожие на крепостные башни носовые надстройки галеасов братьев Брагадино плевались огнем, внося хаос в ряды османов. При промахах тяжелые ядра пенили море, взметая фонтаны воды, а каждое попадание обращало борта турецких галер в щепки. Снаряды рвали плоть, окрашивая деревянные брызги алым.
— Нужно как можно быстрее приблизиться к ним! — распорядился Сирокко, — на дальней дистанции мы не сможем противостоять такому огню!
— На воду — раз! — кричат надсмотрщики над гребцами-кандальниками.
Сто девяносто два гребца, как единый живой организм, встают и делают шаг, наступая на банку впередисидящего. Лопасти весел погружаются в воду.
— Два-а! — срывают голос надсмотрщики, нещадно обдирая кожу со спин нерасторопных кнутами.
Гребцы, с усилием откидываются назад и падают на свои банки, толкая галеру вперед. И вновь встают.
— Раз!
Слитный рев почти двух сотен охрипших глоток.
—
Скрипят уключины, кипит вода за бортом.
— Алла-а-а!
Залп!
— ...акбар!
Орудия пытаются отпрыгнуть назад, проверяя на прочность привязные канаты.
— Заряжай!
Помощники канониров выскакивают на шпирон, широкий надводный клюв-таран галеры. Дымящееся жерло изнутри увлажняют банником, остужая. Ковшом-меркой на длинной ручке засыпают порох, уплотняют прибойником. Теперь пыж и ядро. Порох в запальный канал. Фитиль.
— Огонь!
— Заряжай!
С момента открытия огня христиане успели сделать четыре залпа, османы — три. Первые турецкие галеры миновали галеасы братьев Брагадино. Амброджо приказал развернуть свой корабль так, чтобы продолжать бить главным калибром носовой батареи по обходящим его с севера османам. Гребцы левого борта пересели по направлению к носу и ворочали веслами в обратном направлении. Весла очень толстые, ладонями не охватить, а ручки для хвата расположены только с одной стороны и грести наоборот крайне неудобно.
У испанцев на веслах сидели каторжники, причем большинство — бунтовщики-мориски или пленные пираты-берберы. На венецианских галерах гребцы свободные, но на галеасах из пяти гребцов на каждом весле — четыре прикованных кандальника и только один загребной — наемник. Уж очень адская здесь работа. Весла ударили вразнобой, но все же тяжелый гигант начал разворачиваться. Галеас Антонио Брагадино остался на месте.
Эскадры столкнулись, вошли друг в друга, как зубцы двух скрещенных гребней для расчесывания волос. Огонь велся уже из всех стволов. Во все стороны. Трещало древо. Ревели пушки. Грохот стоял такой, что у моряков южной баталии, еще не вступивших в бой, закладывало уши. А они находились в трех милях от места сражения.
Османы шарахались от галеасов, их галеры чудом избегали столкновений друг с другом (некоторым все же не везло). Пройдя мимо гигантов, мусульмане стремительно сближались с галерами христиан, дабы скорее бросить в бой янычар. Венецианцы, отчаянно маневрируя, пытались, как можно дольше удержать врага на расстоянии артиллерийским огнем. Но бесконечно так продолжаться не могло.
— Они стараются держаться дальше от берега! — заметил Сирокко.
— Не знают расположение отмелей, — кивнул стоявший рядом капитан галеры Сулик-паши.
— А ты знаешь?
— У меня хорошие лоцманы, ваше превосходительство.
— Отдашь их Сулейману. Сулейман-бей, ты здесь?
— Так точно, ваше превосходительство!
— Возьмешь двадцать галер и обойдешь неверных с фланга. Протиснешься между берегом и кафирами. Чтобы они тебе не смогли помешать, остальные сорок галер их крепко повяжут.
— Будет исполнено, ваше превосходительство!
— Да хранит тебя Аллах! Ступай, — Сирокко повернулся к другому офицеру, — Кара-Мустафа, я не вижу галиоты с подкреплениями.