Альтернативная реальность
Шрифт:
Почему-то казалось, что это сам дьявол приветствует меня с успешно проведенной операцией. По спине пробежал нехороший морозец. Того не желая, я прикоснулся к крестику и... неумело перекрестился. В сердцах сплюнул. Окружающая обстановка явно сказывалась на моей психике.
"Если дело и дальше так пойдет, то чего доброго подамся в монахи. А то и вещать стану... Благо, сказать есть что... и ведь сбудется... Да ничего не сбудется в этом вымышленном мире! Идиот проклятый! Распустил слюни вместо того, чтобы заниматься делом!" -
Дорогу я "знал" от пана Анжея, понемногу приходившему в себя в шинке. После моего ухода драка быстро затихла, и пострадавшие стороны уже зализывали раны, подсчитывали потери...
– Дидько попутал!
– морщась от боли и прикладывая медную сковороду к огромной шишке на затылке, шептал Искра.
Думал о том, что станет завтра докладывать злящемуся в последнее время на весь мир полтавскому полковнику Левенцу. Который и без того не очень его жаловал. Вспоминая о нечистой силе, Иван и не представлял, насколько близок к истине...
Тем временем она в моем лице приближалась к жилищу Маниши Блюца.
Как оказалось, в городе, кроме церкви и жилья старшины, были и другие каменные дома. Один из них принадлежал ростовщику. Более того, за деревом двери скрывался металл.
На мой стук долго никто не откликался. Наконец, послышались тяжелые шаги.
– Чего нужно? Приходи завтра! Как солнце взойдет...
Говорил явно не Маниша.
– Позови хозяина. Скажи, что по делу Вышнегорскых. Да Быстро! Лучше меня не зли...
Но на той стороне особо не спешили. Наконец, клацнула железная задвижка. На пороге стоял огромный рябой детина. Босоногий, в холщевых штанах и рубахе, со свечей в руке.
Здесь же, в прихожей, многозначительно подпирало стену кремневое ружье. Похоже, незваных гостей в доме ростовщика жаловали по-своему.
– Проходи, хозяин велел провести...
Я ступил в приоткрытую дверь. Предстоящая партия "нечистой силы" с жидом-ростовщиком обещала быть интересной.
Меня он принял в комнатушке с небольшим столом и двумя табуретами, словно дознаватель по уголовным делам префектуры Евразийской Конфедерации. Только вместо направленного света ламп тускло коптели две лучины, а видеокамеры заменили сверлящие маленькие темные глазки.
"Еще не известно, кто из нас более нечистая сила... я или он?" - мелькнула шальная мысль.
Сам Маниша походил на сказочного злого гнома - такой же маленький, с крючковатым носом и хищными руками. Худой и невзрачный, сутулясь, он казался еще меньше, чем был на самом деле. Из-под круглой шапочки пучками торчали грязно-седые волосы. Такой же серой выглядела и беспорядочно взлохмаченная борода. На нем был неопределенного цвета старый, потертый до дыр лапсердак. На ногах - кожаные шлепанцы мехом внутрь.
– Чего желает знатный господин?
– продолжая оценивающе буравить меня глазами,
– Чем может помочь бедный еврей?
– Меня прислал Анжей Вышнегорский с деньгами... забрать расписку и перстень.
– Не пойму, о чем это вы? Какой перстень, какая расписка? Со знатными шляхтичами я дел не веду...
Все он прекрасно понимал. Но не хотел расставаться с драгоценным перстнем. Да и расписка утеряна. К тому же, чувствовал себя Маниша весьма уверенно. За дверью с ружьями стояли слуги, да и мзду в размере десяти червонцев полковому писарю ежемесячно платил не зря. Попробуй, тронь. Беспокоило другое: не понятно, что за визитер пожаловал в столь неурочный час.
– Шли бы вы, господин хороший, восвояси, от греха подальше... А то, неровен час...
– Уже пробовал меня припугнуть.
По-доброму, похоже, не выйдет.
– Да знаю я, мой любезный Маниша, как задолжал вам пан Анжей, лучше бы нам по-хорошему договориться...
– Мыкола! Грыцько!
– неожиданно тонким голосом взвизгнул гном.
Время, отведенное на переговоры, похоже, истекло. Нужно поторапливаться.
Сначала я "усыпил" охрану, затем переключился на уже почувствовавшего беду и бросившегося к двери жида.
– Ну-ка постой, голубчик!
– внушал я изо всех сил сопротивлявшемуся ростовщику.
– Неси-ка две сотни червонцев и перстень Вышнегорских. Ну же! Живей! Живей!
Ни до, ни после мне не приходилось с таким трудом контролировать чье-либо сознание. Еврей скорее был готов отдать своему Богу душу, чем расстаться с ценностями. Он ступал будто на гильотину, едва передвигая ноги. Сердце трепыхалось, выскакивало из груди, готовое вот-вот разорваться. Отдав мешочек с золотом и бархатку, в которую завернул перстень, рухнул навзничь. Случившееся было выше его сил.
На этот раз моя совесть молчала. Более того, так и подмывало оставить Блюцу часть воспоминаний.
Но, понимая, сколь серьезен враг - не решился. И ему, и охранникам начисто стер память о моем визите.
За дверью меня встретили ночная прохлада, наполовину ущербная луна и глубокое августовское небо, усыпанное мириадами звезд. Время от времени одна из них срывалась и прочерчивала яркий след на небосклоне. Легкий ветерок шевелил мои, уже чуть успевшие отрасти волосы, приятно холодил разгоряченное лицо.
"Включив" ночное зрение, быстро зашагал к постоялому двору. Туда, где меня ждали слуги и накрытый овечьими шкурами топчан.
* * *
Когда я проснулся, ни Грыцька ни Данилы в нашем "люксе" уже не было. Сквозь зеленоватое мутное стекло маленького оконца с трудом пробивался свет. Полумрак безраздельно главенствовал в комнатке.
"Который час?" - захотел взглянуть на часы и горько рассмеялся.
Но тут иная мысль молнией пронзила мозг. Рывком сел, проверил карманы лежащей рядом на табурете одежды.