Альянс бунта

Харт Калли

— Но не убили. Все просто. Они найдут Фитца и посадят обратно в тюрьму. Вся эта его дурацкая апелляция сойдет на нет, и он больше никогда не увидит свет. Все сложится как нельзя лучше. Мы с тобой вернемся в Кембридж. Закончим колледж, а потом будем наслаждаться построением совместной жизни. Очень скоро все это станет лишь плохим воспоминанием.

Рэн играет с моими пальцами, склонив голову.

— Да, — твердо говорит он. — Ты права. — Но Рэн не верит в это. Я бы и за километр почувствовала его сокрушительное сомнение.

ГЛАВА 22

КЭРРИ

Сколько

раз я пыталась прокрасться через этот дом? Черт. Слишком много раз, чтобы сосчитать. От страха, что меня заметят Рэн или Пакс, сердце колотилось в горле, почти удушая меня до смерти. Странно, что сейчас я так смело иду по Бунт-хаусу, не заботясь о том, что кто-то из злобных соседей Дэша узнает о моем присутствии. Еще более странно осознавать, что в этих священных стенах девушки больше не являются проблемой, ведь у Рэна и Пакса тоже есть свои подружки. Мои лучшие друзья.

Все, безусловно, изменилось.

Поднимаясь по второму лестничному пролету, я замечаю нечто необычное за обширной стеной окон в передней части дома: яркая вспышка света, мерцающая в небе, когда на полсекунды расступаются дождевые тучи. Это Сириус. Звезда в созвездии Большого Пса. Самая яркая звезда на ночном небе. Римляне считали Сириус дурным предзнаменованием. Они приносили в жертву собак всякий раз, когда она появлялась на горизонте. Если бы они увидели его сейчас, у них бы крыша поехала. Днем, особенно зимой, звезды на небе не редкость, но сегодня Сириус кажется угрожающе нависшим, его свет слишком ярок.

Вдалеке, как по команде, раздается одинокий жуткий вой, слышимый даже через двойные стеклопакеты. Не собачий, конечно. Где-то там волки, которых Дэш постоянно видел в лесу, все еще бродят по горам, бледные, как призраки, в поисках своей следующей добычи.

Когда подхожу к двери спальни Пакса Дэвиса, меня начинает трясти. Пакс никогда не был дружелюбен по отношению ко мне. Да и вообще ни к кому. В лучшие времена его дружелюбие можно было описать только как завуалированную враждебность, даже когда он общался с Рэном и Дэшем. При обычных обстоятельствах я бы не осмелилась постучать в дверь его спальни, но в последнее время что-то изменилось. Я видела, как он обращается с Пресли. Видела, как он смотрит на нее. Любой мужчина, который так смотрит на девушку, не может быть злым.

Я стучу, прижимаясь к дверной коробке, мысленно готовясь к тираде оскорблений, которую мне предстоит вынести. Но когда Пакс открывает дверь, тот не брызжет на меня ядом. Он хватает меня за плечо и с облегчением произносит: «О, это ты. Слава Богу», и тащит меня в свою комнату.

Я чуть не проглатываю свой язык.

— Ого. Боже. Я… Черт… — Хотелось бы мне не лопотать, когда нахожусь в замешательстве.

В комнате грязновато, но не так плохо, как я думала. Я могу видеть почти весь пол. На самом деле, немного повернувшись, чтобы осмотреть владения Пакса, я обнаруживаю, что здесь все довольно упорядоченно. Если не считать множества фотографий, прикрепленных к стенам и сложенных в неустойчивые

стопки на всех доступных поверхностях.

Пресли сидит на кровати, завернувшись в пуховое одеяло, и… О, черт. Она что, голая? Я что-то прервала? Приблизившись, я с явным облегчением обнаруживаю, что нет, подруга полностью одета под одеялом. Толстовка на ней выглядит так, будто принадлежит Дэвису. Парень, который когда-то сделал из игнорирования Прес олимпийский вид спорта, ходит взад-вперед, перебирая пальцами несуществующие волосы; у меня такое ощущение, что, если бы его голова не была обрита, он бы вырывал их с корнем.

— Скажи ей. — Он смотрит на меня свирепым взглядом.

— Что ей сказать?

— Ее рвало все утро, а теперь, когда ей стало лучше, она не хочет ничего есть.

— Я не хочу ничего есть, потому что чувствую себя лучше, — горячо говорит Чейз из своего пухового гнезда. — Стоит мне положить что-нибудь в желудок, как оно тут же выскочит обратно. И это отстой, Пакс. Это действительно отстой. Так в чем, блядь, смысл?

— Смысл в том, что ты окажешься в больнице, Чейз!

Ну, блин. Я и представить себе не могла, что мне придется жалеть Пакса Дэвиса. Не в этой жизни. Отчаяние сквозит в его словах, когда он идет к кровати, скрестив руки на груди.

— Однажды я уже затащил твою задницу в больницу, Пресли Мария Уиттон Чейз. Не думай, что я не сделаю это еще раз. Ты сильно ошибаешься.

Кто… кто этот человек? Я не узнаю его. Со странной и внезапной ясностью я понимаю, что совсем его не знаю. Пресли тоже ведет себя как незнакомка. Она сжимает челюсть, вызывающе глядя на Пакса.

— Ты никуда меня не потащишь. Я буду есть, когда буду готова. А сейчас, пожалуйста, оставь меня на минутку, я бы хотела побыть со своей подругой. Я не видела ее целую вечность, и…

Пакс рычит, резко оборачиваясь, его сланцево-серые глаза впиваются в меня.

— Банан. Йогурт. Что-нибудь. Если она ничего не съест к двум часам дня, я свяжу ее и буду кормить насильно.

Пресли рычит, бросает подушку в Пакса, который выходит из комнаты. Она попадает ему в спину, но тот даже не реагирует.

— Ты можешь в это поверить? — Прес ведет себя так, будто никогда не встречала Пакса Дэвиса, и такое поведение вызывает у нее шок; а ведь она годами бегала за ним. Она прекрасно знает, что эта версия Пакса совершенно доброжелательна по сравнению с тем парнем, который раньше бродил по коридорам академии в поисках крови.

— Поверь, я знаю, как это прозвучит, но… — Я смеюсь себе под нос. — Мне кажется, он ведет себя вполне разумно.

По веснушчатому лицу Пресли пробегает предательство. Гнев в ее глазах сменяется болью.

— Ну и ну. Должно быть, ад замерз, если ты считаешь, что Пакс ведет себя более разумно, чем я. Черт.

Присев на край кровати, я беру ее за руку и грустно улыбаюсь.

— Ты беременна, Прес. Ты носишь его ребенка. Пакс любит тебя и беспокоится о тебе. Нет ничего безумного в том, что он хочет сохранить вас двоих в безопасности и здравии…