Алые перья стрел

Крапивин Владислав Петрович

Андрей протянул руку к листку:

— Надо убрать!

Так и сделали, одним рывком. Но из-за угла за мальчишками наблюдала вредная Машка. Держала на ладони бумажный язычок. Когда ребята ушли, она оказалась в телефонной будке.

— Алло… Это магазин?

О, радость близких каникул! В классе перед уроками веселый шум, стаями реют бумажные голуби. Но шум сразу стихает, все встают навытяжку, когда появляются педагоги. Если бы одна Марья Ивановна — никаких проблем. Но с нею рядом твердо шагает Завуч — женщина с несгибаемым характером. И вместо озорного гвалта начинает звучать назидательная

песенка:

Буквы разные читать, Тонким перышком писать Учат в школе, учат в школе, учат в школе…

(Учат, мол, учат вас, а вы…)

— Садитесь, — величественно говорит Завуч. — Внимание. Администрации школы стало известно, что вы в своем коллективе укрываете казенного манекена… — Тут выдержка слегка изменяет ей. — Просьба: вернуть его обратно… Немедленно! — Завуч стукает книгой о стол. Марья Ивановна вздрагивает и берется за щеки.

Ребята непроизвольно начинают оглядываться на Ваську. У того очень напряженное лицо.

— В противном случае, — продолжает Завуч, — я вызову Комиссию. Срок на размышления одни сутки! — Она подымает острый, как единица, палец и сразу удаляется. За ней спешит Марья Ивановна.

Денис трогает Ваську за плечо:

— Да ты не переживай…

Тот обреченно машет рукой:

— А, уже все равно…

Подскакивает Андрей:

— Не бойся, мы тебя не выдадим!

Сережа резко оборачивается:

— Но ведь кто-то уже выдал!

Один из одноклассников смотрит подозрительно:

— А может быть, это ты и выдал! А теперь овечкой прикидываешься.

— Почему я?!

— А как же! — вступает в спор новый участник. — Только ты один клятву кровью не подписал.

Сережа вскакивает на парту.

— Я подписал!.. Карандашом… — и опускает голову.

— Карандашом… — со вздохом повторяет его приятель Глеб. Без иронии, даже сочувственно. И… без всякого доверия.

— Точно, это он! — скорый на решения, но не очень сообразительный Гошка прыгает к Сереже через парты. — Сейчас мы тебя… — и хватает Сережу за рубашку. Тот закрывается локтем.

— Стойте! Вы что, с ума сошли?! — Это вскочил Васька. Гошка, опомнившись, делает шаг назад. Васька опять опускается на скамью, смотрит исподлобья.

— А еще люди называетесь…. — Он по очереди вглядывается в лица. — Люди должны верить друг другу.

Сережа с надеждой открывает лицо. Остальные опускают головы: в самом деле, что это мы? Ведь только что все были друзья-товарищи и вдруг…

На классной доске крупными буквами была выведена меловая надпись:

ВЫЕЗДНАЯ КОМИССИЯ

ПО БОРЬБЕ

С ТРУДНЫМИ ПОДРОСТКАМИ

Под доской сидела за длинным столом эта самая комиссия. Восемь человек. Очень разных. Перед каждым — табличка. Слева пристроилась чувствующая себя не в своей тарелке Марья Ивановна («Классный руководитель»). Рядом — молодая женщина (над табличкой «Директор магазина» косо

приклеен ярлык: «Зам». Судя по всему, сам директор не нашел времени для участия в заседании). Затем — «Завуч». Справа от завуча — женщина казенного вида в темных очках (табличка «РАЙОНО»), В темных же очках и с тем же казенным видом восседал рядом с представительницей районо «Председатель комиссии». По соседству — чувствуя себя неуютно под боком у значительной фигуры — ежился «Методист по воспитанию». Зато усевшийся справа от него «Методист по перевоспитанию» (массивный мужчина с полным лицом) был вполне уверен в себе и преисполнен важностью своей миссии. Самым крайним оказался маленький суетливый «Представитель общественности». Он то водил гребешком по прилизанной прическе и усикам, то, забывшись, надевал замызганную ушанку и тут же боязливо ее сдергивал. Тискал в пальцах снятые очки…

Комиссия вела между собой «предварительное обсуждение». Голоса перепутывались, эхо их разносилось не только по классу, но, казалось, даже по космическому пространству.

— До чего докатились…

— Если дальше так будет продолжаться, то…

— Куда смотрят родители!..

— Понимаете, манекен — имущество казенное, он пропал, а теперь с нас спрашивают…

Наконец поднялся Председатель. Эхо его обличительного голоса сильнее прежнего раскатилось по вселенной:

— Из магазина пропал манекен… Нам известно, что он среди вас… Вы должны сами… Где ваша совесть?..

Ребята сидели съежившись. Васька прижал ладони к щекам. Машкино лицо было непонятным — может быть, ее грызло раскаяние? Марью Ивановну явно мучило все происходящее.

В речь Председателя вмешалась Завуч:

— Долго еще будем молчать? Вы должны немедленно назвать его!..

— А то хуже будет! — Это привскочил суетливый Представитель общественности. Обличающе устремил на ребят палец, натянул ушанку и, тут же спохватившись, прижал ее к груди.

— Вот именно! — всей мощью своего авторитета подтвердил слова соседа крупногабаритный Методист по перевоспитанию.

Дальше снова смешались голоса (и их раскатистое эхо):

— Долго вы будете испытывать наше терпение?..

— Сплошная дезорганизация…

— Это не дети, а малолетние преступники…

Лица «малолетних преступников» были каменными — ничего не скажем, хоть убейте.

— Какое упрямство, — сокрушенно закачала головой дама из районо. — Давно надо было поставить вопрос о дисциплине…

— Что будет, если все дети станут упрямиться? — возгласил Методист по воспитанию.

— Они должны наоборот! — под держал его Методист по перевоспитанию и опустил на стол могучий кулак (Представитель общественности подскочил и съежился снова).

Методист по воспитанию продолжил воспитательную речь:

— Запомните: когда взрослые вас спрашивают, вы должны не молчать, а…

— Вы должны наоборот! — снова вмешался Методист по перевоспитанию, и новый удар кулака по столу был крепче прежнего (бедная «Общественность»).

— Вот именно! — опять вступила дама из районо. — Что будет, если мы все начнем превращать манекенов в живых людей?

— Мы должны наоборот! — подвел итог Методист по перевоспитанию (Представитель общественности заранее втянул голову).