Алые погоны (повесть в 3 частях)

Изюмский Борис Васильевич

Пронесли перед строем боевое знамя училища. Как-то по-новому поздоровался генерал, чувствовалось, что он тоже радостно взволнован и даже не старается скрыть это.

Громко и медленно генерал начал читать приказ министра: «Присвоить воинское звание „лейтенант“…»

Владимир ждал со все нарастающим нетерпением, ему казалось, что генерал не назовет его фамилии, что ее забыли упомянуть в приказе. «Ковалеву Владимиру», — услышал он наконец и только теперь поверил, что стал офицером. Начальник училища протянул ему золотые погоны.

Выпускникам

разрешили переодеться. В спальне начались рукопожатия и поздравления. Качали Копанева, Садовского. Снопкова. Павлик притворно противился: «Недостоин», но его подбросили, и уже в воздухе он, лихо прокричав: «Э-ха-ха!», — приподнял над головой фуражку.

Геннадий подошел к Булатову. На Булатове офицерские погоны, он весел, и его острые глаза глядят даже добро.

— Товарищ бывший старшина! — говорит Пашков. — Прости меня, дуралея, за стычки, что бывали у нас. — И просто добавляет: — Разреши, Ваня, пожелать тебе счастливого продолжения службы!

— И тебе… Не поминай, лихом, если что не так… Жаль, что мы едем в разные части.

Садовский в это время спрашивал у Володи:

— Ты ж смотри… Будешь мне писать? Будешь?

Увидав майора Демина, Олег бросился к нему, но остановился навытяжку, не решаясь протянуть руку:

— Спасибо, товарищ майор… за все!

Сменив кители на мундиры и прикрепив к ним золотые погоны, выпускники возвращаются на плац. Казалось бы, что произошло? Но перед генералом теперь выстроился батальон офицеров — юных, здоровых, крепких, готовых, если понадобится, своротить горы.

Владимир стоял между Гербовым и Снопковым, и ощущение, что они рядом, делало все происходящее еще значительнее.

На мгновение ему представился завтрашний день: самостоятельность, отпуск, приезд офицером в Суворовское, домой к маме… И потом служба… Хотелось сделать что-то важное, огромное, чтобы сразу показать всю силу своей преданности и любви к Родине. Былые честолюбивые мечтания, которыми когда-то делился он с Семеном, сейчас казались детскими, смешными. «Разве дело в том, чтобы стать обязательно генералом или маршалом? Важно верой и правдой служить народу — и тогда придет к тебе уважение окружающих. Да какого бы звания, каких бы успехов ты ни достиг, разве вправе кичиться этим? Ты служишь народу, и ему обязан всем».

— Товарищи офицеры! — произнес начальник училища, и при этом обращении в глазах юношей разгорелась такая радость, что генерал подумал: «Право, стоило отдавать им все лучшее, что есть в нас. Право, стоило!»

5

Молодые офицеры вышли из ворот училища.

Непривычным еще было, что солдаты, сержанты то и дело отдавали им честь, что не надо было думать об увольнительной, о возвращении в училище к какому-то определенному часу. Сколько великолепных преимуществ у них появилось теперь! Даже волосы можно было отпустить, а не стричь «под коробок» — на высоту спичечной коробки, как того прежде требовал неумолимый старшина.

— Братцы! —

восхищенно воскликнул Павлик. — Отныне мы малокалиберные подполковники! Геша, лапочка, чувствуешь? Осознаешь?

В этот момент Геннадий оконфузился. Приняв железнодорожника за флотского офицера, Пашков откозырял ему, и железнодорожник удивленно, но с достоинством выпрямившись, поднес согнутую ладонь к козырьку.

— Вместе составы водили? Или из уважения к транспорту? — с наигранным сочувствием спросил Павлик у Пашкова.

— Для практики! — огрызнулся Геша.

— А-а-а, — понимающе кивнул Павлик, — у вас острый глаз, потому что вы диспетчер…

Всей компанией пошли выбирать Пашкову кожаные перчатки и модную фуражку — обязательно с коротким козырьком. Генерал пренебрежительно называл такие козырьки «жоржиками», а курсанты широкие козырьки величали «аэродромами» и старательно избегали их.

Затем Геннадий купил цветы и, неопределенно сказав: «Я тут к знакомым…» (Павлик уточнил: «к знакомой»), — завернул за угол.

Снопков, завистливо вздохнув, произнес мечтательно, ни к кому не обращаясь:

— А что за девушка, о братии! Сущий ангел во платии!

Увидев на витрине новый учебник по топографии, Павлик затащил всех в магазин.

— Советую купить, без этой книги офицер не может считаться полноценной фигурой, — с серьезной миной заявил он, сам купил учебник и подбил на это всех остальных.

Они снова пошли, радуясь тому, что можно бродить вот так по городу, ощущая себя какими-то совсем новыми, самостоятельными.

— Товарищи офицеры, — сказал Семен, — обратите внимание: Олег уже нашил на рукав «курицу»!

Так назвали они эмблему, изображающую парашют с крыльями.

— Авансирует!

— Нет, почему же, — не обижаясь, возразил Садовский. — Я буду десантником… Между прочим, сегодня исполнилось ровно двадцать лет, как первые советские парашютисты спрыгнули с самолета.

— Лейтенант Гербов, почему вы не распороли складку шинели на спине? — с напускной строгостью спросил Снопков.

— Модник!

— Не успел, — смутился Семен.

— Ты с пассовыми ремнями разобрался? — озабоченно спросил его Анатолий Копанев. — Как прикреплять шашку?

Для них все было интересно, ново и необычно.

ГЛАВА XVIII

После танцев на выпускном вечере в училище Володя и Галинка в двенадцатом часу пошли вдоль Садовой.

Свежий осенний воздух холодил разгоряченные лица, приносил успокоение и грусть. Казалось, грусть была разлита всюду негустым туманом. Они постояли у золотых грифонов Грибоедовского канала, посидели на скамье напротив Эрмитажа и незаметно очутились у памятника «Стерегущему» в тенистом сквере на Петроградской стороне. Было совсем пустынно. Где-то рядом глухо клокотала вода, вырываясь из кессонов корабля-памятника, да временами раздавался мелодичный звон курантов Петропавловской крепости.