Алые погоны. Книга вторая
Шрифт:
Горел сарай с инвентарем. Как позже выяснилось, произошло замыкание электропроводки. Тотчас прибыла и сельская пожарная команда, но Семен уже успел выбить ломом одно из горящих бревен, а Владимир и Андрей, взломав замок, выкатывали во двор веялку. Колхозники яростно сбивали огонь огнетушителями и водой из шлангов.
Ребята притащили откуда-то ведра и, наполняя их в реке, цепочкой передавали из рук в руки на крышу Семену.
Когда пожар был потушен, колхозники обступили суворовцев, стали благодарить за помощь.
Взмокшие, взъерошенные, возбужденные борьбой, ребята неловко переминались.
Мужчина
— Колхозное спасибо!
… Второе событие произошло в день выезда из лагерей на зимние квартиры.
Умер Вася Лыков — признанный силач училища.
Он запустил аппендицит. Уже на каникулах начался гнойный процесс, но Василий никому не жаловался.
За день до этого пожара. Лыкова отправили в санчасть. Однако было поздно — началось воспаление брюшины. Меры медицинского вмешательства не помогли. Труп Василия перевезли на машине в училище. Вызванные телеграммой, приехали отец и мать Лыкова, он был у них единственным сыном. Когда они вошли в класс Боканова, все встали и с опущенными головами, боясь взглянуть в глаза родителям товарища, застыли. Мать Васи — полная брюнетка с седой прядью волос — потерянно остановилась у стола. Слезы безудержно текли по ее щекам. Отец, худенький и тихий, не плакал, окаменел, и на него особенно страшно было смотреть. Временами казалось, что он теряет рассудок.
— Где Васенька сидел? — спросил он глухо.
— Рядом со мной, — тихо ответил Андрей Сурков.
Отец подошел к парте Василия, открыл ее крышку, достал какой-то учебник сына и, пошатываясь, пошел из класса. Худые лопатки его резко выделялись под вылинявшей армейской гимнастеркой.
… Полковник Зорин вызвал к себе офицеров первой роты.
— Тяжело… Но и это должно сплотить, — сказал он кратко и отдал распоряжения..
У гроба Васи, сменяя друг друга, несли караул суворовцы, и офицеры.
Гроб понесли к грузовику, покрытому коврами. Первая рота, с оружием, — молчаливая и суровая — сопровождала тело товарища на кладбище.
Когда отдавали прощальный салют, Боканов, стоя у могилы, вспомнил, как на фронте, в их части, свято соблюдалась традиция похорон товарищей, погибших в бою, — даже в тяжелые месяцы отступления, даже на виду у наседавшего противника. И это придавало силы, укрепляло гордость, стало одной из важных воинских традиций… «Эх, жаль, как жаль Василька — честного, исполнительного, сердечного!» — Сергей Павлович опустил голову, чтобы не выдать себя.
ГЛАВА VII
НА ОСОБОМ ПОЛОЖЕНИИ
Учебный год начался необычно. Шутка сказать, — впервые в пятилетней истории училища появились выпускники! Выпускник — это звучит внушительно… К нему по-особому относятся офицеры, малыши, товарищи из других рот. Ему предстоит сдавать экзамен на аттестат зрелости, утвердить «марку училища». Ему разрешено носить прическу, он получил право водить автомобиль, проходит стажировку в командовании взводом (так теперь называется отделение), в парадах участвует с оружием, а уходя в город в отпуск, подвешивает к поясу штык в чехле и может возвращаться к двенадцати часам ночи.
Гербова генерал назначил старшиной роты и присвоил ему звание «вице-старшины», вице-сержанты Ковалев и Сурков стали командирами
Обязанность дежурившего отвечать после суточного наряда пропущенный урок, словно и не пропускал его, усиленная тренировка в стрельбе, дополнительные занятия по физкультуре и многое другое — все эти дополнительные трудности воспринимались выпускниками не как обременительная выдумка начальства, а как необходимость. В их отношении к новым и серьезным обязанностям чувствовался даже эдакий задор: давай, давай — чем труднее и суровее служба, тем лучше; не неженками растем, — сталинскими солдатами.
И по десяткам примет — по тому, что за каждым закрепили карабин, по тому, что за малейшую провинность строго взыскивают, что утром на подъеме дают считанные минуты, и в любую погоду делай зарядку на плацу, по тому, что научились «по-курсантски» временно прикреплять спичкой оторванную пуговицу мундира, — по десяткам примет чувствовалось: приближается офицерское училище. Скоро, скоро вместо алых погон лягут на плечи курсантские, а они потяжелей.
Выпускник! Особая пора, когда ты еще здесь, в Суворовском — и уже не здесь. И сразу повзрослел, как в семье старший брат, что собирается в отлет.
А в сущности — ребятня! Только успел генерал в лагерях разрешить отращивать волосы, как мгновенно у всех появились расчески — заранее запаслись. Несчастные, многострадальные «ежики» потеряли покой. Их прилизывали, завязывали на ночь, смачивали водой, прижимали ладонями. Их заставляли лечь, а они непокорно торчали кустиками в разные стороны.
По нескольку раз на день выпускники бегали в мастерскую на примерку нового курсантского обмундирования и сшитых по ноге сапог. Думая о будущих походах, просили:
— Сапоги, пожалуйста, покрепче сделайте, как у нашего командира роты…
По-мальчишески радовались синему галифе, зеленой суконной, ладно сидящей гимнастерке, с большими карманами и особенно — сдвинутой набекрень пилотке, которая делала похожим на летчика.
Подполковник Русанов устроил смотр выпускников, одетых в курсантскую форму. Потом эту форму спрятал — до лета, до тех пор, когда будут сданы все экзамены. А их одиннадцать. И сдашь ли? Ведь закон такой: на первом же экзамене по литературе напишешь на двойку — и не допустят к испытаниям по другим предметам, отчислят рядовым в линейную часть. Через год держи экзамены снова. Нет, уж лучше теперь сидеть до часа, до двух ночи. И они сидели.
На собрании сами решили проводить товарищеские диктанты, помогать друг другу составлять «личные планы» на каждую неделю; по вторникам — весь день, а в остальные дни в обеденный час — изъясняться только по-английски. Все отделение Боканова довольно свободно говорило по-английски. Сказались: и хорошая постановка преподавания, и то, что Сергей Павлович знал этот язык, и устройство вечеров иностранного языка, выпуск специальных газет.
Чтобы заинтересовать ребят, учительница Нина Осиповна привезла даже с собой в лагерь пишущую машинку с латинским шрифтом, обучала печатать на ней: «В жизни все может пригодиться», — многозначительно улыбалась она. Очередь желающих выстраивалась вокруг счастливца, отстукивающего одним пальцем по клавишам.