Алый чиж
Шрифт:
Море возникло в расщелине неожиданно и ярко, отразив по-летнему синее небо. В золотых кулисах деревьев оно завораживало, притягивало взгляд. Стонов с трудом отвернулся, чтобы следить за дорогой. «Природа – удивительный художник, – подумал он. – Перенеси это явление на холст, и получится слащавый слайд, банальный осенний пейзаж для календарика. А в природе все прекрасно, и никакой пошлости».
Что там случилось у Нины? Наконец поняла, что только он, Стонов,
Стонов вынул из пачки сигарету и нетерпеливо пошарил свободной от руля рукой в поисках зажигалки. Зажигалка в старенькой машине давно отказала, и он вечно маялся с огнем. Впереди показались стрелы портовых кранов и крепостные башни. Стонов поглядел на часы. Он в пути около трех часов, но дороги не заметил. Вот и двухэтажный домик редакции. Нина вышла сразу. Видно, ждала и смотрела в окно. Стонов открыл ей дверцу и усадил в машину. В городке все знали друг друга, и по установившемуся у них правилу Стонов сразу рванул с места. Они выехали из города и свернули к морю. Узкая дорога петляла по берегу, едва не касаясь пляжа. В последний день сентября никто не купался и не загорал. Край моря заполняли только чайки. Их белые сверкающие капли тянулись нескончаемо вдоль берега, насколько хватало глаз.
Дорога повернула наверх. На скале над морем торчал маленький отель с острой черепичной крышей. Это был их отель. Там за стойкой дежурили по очереди три пожилые седовласые дамы. Стонов их запомнить не мог и путал. Раньше привозил для каждой гостинец, но сегодня забыл. Нина из машины выходить не спешила.
– Что стряслось? – спросил Стонов.
– Потом, – ответила Нина и, решительно хлопнув дверцей, пошла к отелю. Стонов выхватил из багажника сумку и побежал за ней. Пожилая консьержка улыбнулась им, как старым знакомым, и подала ключ. Они всегда брали
– Тебе нравится, что я веду себя, как проститутка? – не то спросила, не то сообщила она.
Стонов развел руками, не зная, что на это ответить, и последовал за ней. Сегодня Нина была другая, деловито-страстная. Но в ее страстности чувствовалась заведенность механической куклы. Она даже куснула Стонова, чего раньше никогда не делала.
После душа Нина завернулась в одеяло и уселась на тахту. Она всегда мерзла.
– Я тебя люблю, – сказал Стонов.
– Он меня тоже любит. Я ему все рассказала. Я не могу больше врать.
– Так уедем вместе! – почти крикнул Стонов.
– Нет, Саша, я не могу его бросить.
– Зачем ты меня звала?
– Чтобы попрощаться.
Стонов ничего не ответил. Тогда Нина подошла к нему, погладила растрепанные волосы и тихо добавила:
– Я тебе так благодарна.
– За что? – не понял Стонов.
– За любовь. Ты не представляешь, что значит для женщины знать, что ее любят. Сейчас меня любят двое мужчин. Это удивительное и странное чувство. Я бы хотела с этим чувством жить долго. Но он меня простил, и мне трудно его дальше обманывать.
– А я? – прошептал Стонов.
– Ты сильный и взрослый.
– Ты хочешь сказать – старый?
– Нет, я просто хочу сказать, чтобы ты подумал.
– О чем?
– Нужен ли тебе чужой ребенок.
Стонов ехал назад. Впервые после свидания с Ниной внутри было скверно. Закатное солнце мучило глаза. Стонов закурил и вмял кассету в гнездо магнитофона. Голос Вертинского не то ободрял, не то издевался: «А сейчас у меня есть обиды, долги, есть собака, любовница, муки. Это все пустяки, просто дым без огня…» Стонов выключил магнитофон и подумал, что, если бы ему захотелось написать про них с Ниной, до чего же банальная получилась бы история. А в жизни все так остро и трудно. Это как в осеннем пейзаже. Стоить нарисовать – и банальные краски осени выдадут пошлую слащавую картинку. А в природе все прекрасно. Стонов открыл окно и вдавил в пол педаль газа. Стрелка спидометра поползла вверх и задрожала у отметки сто пятьдесят. Стонов летел в огненный шар закатного солнца и чему-то улыбался.