Алый цвет зари...
Шрифт:
— Так вы есть КГБ? — внезапно перебила его Елена.
Улыбнувшись, Николай ответил:
— Ну, положим, КГБ давным-давно нет на белом свете, лет пятнадцать уже. Эту контору за прошедшие годы уже раз десять демонтировали и перестраивали. А то, что мы относимся к организациям, обеспечивающим государственную безопасность, это верно!
— Все равно, вы за нас следил! — упрямо демонстрировала свою неприязнь Елена.
— Мы действительно вас вели. И, как показали недавние события, делали это кстати. Где бы вы сейчас были, если бы не мы?
— Так, значит, о судьбе камня вы тоже ничего не знаете? Все очень
— Но рубин есть тут, Франция?! — нетерпеливо перебила его Елена.
— Пока он здесь. Это все, что мы знаем…
— И то слава Богу, — пробормотал Петр.
— Между прочим, это немало, — заметил Николай. — Когда знаешь, где искать, можно действовать целенаправленно.
— Цель у нас вроде бы одна, но только методы разные.
— Естественно, мы же — профи, а вы — любители. И поэтому вам надо успокоиться, положиться на нас. Мы до истины докопаемся…
ИНТЕРЛЮДИЯ № 2
Да, конечно, я ему завидую и всегда завидовал. Не отрицаю. Я даже всегда ненавидел его. Он — настоящий, он — подлинный, он — оригинал, а я всего лишь копия, имитация, подделка, грубо говоря, фальшивка. Я всего лишь незаконнорожденный брат, которого не признают и которого стесняются. Грубо говоря, я — байстрюк, ублюдок, выродок!
Он обладает Знанием, он умеет созидать Зло, а я всего лишь пытаюсь подражать ему. В сущности, я живу в отблесках его величия и могущества. Я сделан руками великого, но непризнанного мастера, вложившего в меня страсть к женщине, стремление обладать ею. Я впитал его душевные терзания, впитал похоть и желание, а потом абсорбировал энергию убившей его особы. Это весь мой начальный капитал! Весь мой интеллектуальный запас. Куда же мне до его философского понимания гармонии существования Вселенной! Я мыслю простыми категориями.
Едва появившись на свет божий, я уже знал, что существует Он, венец творения Всевышнего. Я же его жалкое подобие, у которого своя доля, не сравнимая с великолепием его судьбы. Он призван украшать руки и короны монархов, а я — переходить из рук в руки сомнительных личностей, мечтающих нажиться на обмане.
Я всегда ненавидел его так же, как он меня презирал. Я никогда не пытался встать с ним вровень, понимая, что это невозможно. Но я медленно, но верно накапливал отрицательную энергию человеческой жадности, тщеславия, страсти к наживе, стремления к обману и других пороков, столь характерных для рода человеческого. И теперь во мне тоже скрыт заряд большой разрушительной силы. Силы, калечащей души и плоть людских существ, возомнивших себя властителями мироздания.
Мной владели сотни людей, и у каждого я брал частичку его грехов, частичку его ущербной души, частичку его низменных страстей, частичку его страха, похоти, эгоизма, жадности и гнусности! Я копил зло, как рачительный скопидом накапливает деньги, откладывая понемногу, по чуть-чуть, иной раз по ничтожной медной монетке во имя великой цели.
Да, я всегда
Разумеется, мне и сейчас далеко, бесконечно далеко до него! Ну и пусть! Не всем же упиваться своим всемогуществом! Просто я стал самостоятельным игроком! Может, я и не велик, но я способен на многое!
Я тоже влияю на человеческие судьбы, я путаю их карты, сбиваю их с пути скучного безгреховного позитива, который зовется таким некрасивым, пресным, отвратительным словом — добро!
У меня теперь своя жизнь! Но я ему по-прежнему завидую. Зависть и сегодня гложет мою душу и мое бытие. Но зависть ведь тоже зло, следовательно, она преумножает мое богатство, мой заряд разрушения! Я завидую, значит, я существую!
Глава тридцать вторая
Ювелира, купившего камень у несчастного художника Франса, звали Бернар Паллетон. Это был невысокий жилистый мужчина лет пятидесяти, хитрющий, довольно приятной наружности, хотя и рано облысевший. Вероятно, с целью компенсации за голую, как колено, голову он отрастил себе окладистую с проседью бороду и довольно пышные усы, в которых тоже виднелись белые прожилки. Паллетон овдовел пять лет тому назад, жена его умерла от лихорадки, и с тех пор он влачил бренное существование один-одинешенек, поскольку детей с покойной Беатрисой не нажил.
В своей профессиональной среде он слыл неплохим мастером и очень ловким, даже прожженным дельцом. Изделия свои он пристраивал и знатным аристократам — вельможам, и богатым купцам, но не гнушался продавать кольца, браслеты, серьги и кулоны попроще и подешевле простым горожанам, лишь бы деньги у них водились. Была у Паллетона заветная мечта — стать поставщиком королевского двора, но пока, несмотря на все ухищрения и старания, осуществить ее ему, увы, никак не удавалось.
Разумеется, ювелир с первого взгляда определил подлинную цену удивительно крупного рубина и сразу же смекнул, что сможет здорово нажиться на перепродаже. Сообразил он, конечно, и то, что цена камня в золотой оправе еще больше увеличится.
Едва за Франсом закрылась дверь, Паллетон, потирая от нетерпения руки, приступил к подготовительной работе. Тщательно изучив рубин, он пришел к выводу о том, что такой крупный и прекрасный камень выгоднее всего будет смотреться в массивной, но достаточно простой, без изысков золотой «одежде».
Подмастерьям своим, Клоду и Виллему, вкалывающим на него с утра до позднего вечера, он камень не показал. Он просто как-то вскользь и небрежно заметил, что получил заказ на золотую оправу.
Между тем, покупая рубин у художника, он уже знал, кому его предложит. Маркизу Анри де Шиассье, знатному придворному, большому любителю драгоценностей и пышных нарядов. Поговаривали, что даже сам Людовик XIV, Король-Солнце, иной раз не гнушался отпустить комплимент маркизу за его блистательный вкус в подборе украшений для его молодой супруги Женевьевы, изящной молодой дамы необыкновенной красоты.