Алый цвет зари...
Шрифт:
Придя в сознание, Пьер прежде всего убедился, что никто его не обыскал и его единственное сокровище, спрятанное в потайном кармашке рейтуз, находится при нем. Он огляделся — его положили в большой светлой комнате на удобную мягкую постель. Рану в боку ужасно саднило, голова сильно кружилась, видимо, от потери крови. И все же он понял, что еще легко отделался. Большинство его солдат погибло, остальные были рассеяны. «Воистину „на войне как на войне“! Ничего не поделаешь! Впервые в жизни я попал в плен. Видно, так уж было на роду написано. Но плен все же лучше смерти. Надеюсь, русские меня не повесят. Может быть, даже обменяют на какого-нибудь
Раздумья полковника внезапно прервал шум открывающейся двери. Он скосил глаза и — о, чудо! — увидел проскользнувшую в комнату юную и прелестную белокурую незнакомку. Поняв, что пленник пришел в себя, она приветствовала его на отличном французском языке:
— Здравствуйте, дорогой полковник! Я так рада, что вы пришли в себя! Рана вас сильно беспокоит?!
Как истинный француз, Шамбрион, приподнявшись на локтях, попытался галантно склонить голову в поклоне, чтобы представиться, но это ему плохо удалось. Он не удержался и упал обратно на подушку, совсем обессиленный.
— Ах, господи боже мой, да лежите вы спокойно! Вам нельзя делать резких движений. Рана у вас тяжелая, и наш лекарь, Петр Фомич, едва остановил кровотечение. Мы ваши документы видели, знаем, что вы — офицер, полковник Пьер Шамбрион. А меня зовут Ксения Лопухина, я хозяевам, графам Шереметевым, прихожусь внучатой племянницей, — без умолку тараторила девушка.
Полковнику было очень трудно воспринимать столько новой для него информации, голова у него налилась свинцом и дико болела. Он инстинктивно прикрыл глаза и неожиданно для себя непроизвольно тихо застонал.
— Боже мой! Да вы совсем слабый! Отдыхайте! Постарайтесь уснуть! А я пойду распоряжусь, чтобы вам принесли морсу. Вам надо много пить, а морс у нас очень вкусный, его бабушка Пелагея делает! — засуетилась Ксения и поспешно выскочила за дверь.
В следующий раз Шамбрион очнулся уже под вечер, обнаружив рядом с собой полного коренастого облысевшего немолодого мужчину с кожаным саквояжем в руках. «Доктор», — догадался полковник. Рядом с врачом стояла молодая девушка, давеча говорившая с ним по-французски.
Она принялась старательно переводить вопросы эскулапа. Потом служанка принесла тазик с водой, и Ксения смущенно удалилась, пока медик сменил ему повязку на боку. После чего обессиленный Пьер уснул. Так началась жизнь французского полковника в имении Шереметевых в Михайловском.
Поправлялся Шамбрион медленно, мучительно и тяжело. Но молодой и крепкий организм здорового сорокалетнего закаленного мужчины все-таки постепенно одолевал недуг, вызванный ранением. Все чаще его стали посещать грустные мысли о том, что, пока он валяется здесь в теплой постели, французская армия уходит все дальше на запад. Он вроде бы и не считался военнопленным, во всяком случае, обращались с ним как с гостем, но все же полковник понимал, что рано или поздно встанет вопрос о его возвращении во французскую армию. От жизнерадостной, пышущей здоровьем и молодостью Ксении он знал, что французские полки стремительно отступают в сторону Литвы и Польши. Разумеется, Ксения радовалась каждому новому успеху российских войск, рассказывая о победах русских под Малоярославцем, Смоленском, а потом и под Березиной, она всячески восхваляла воинский гений Кутузова и вовсе не щадила самолюбия француза, хотя по-прежнему проявляла к нему участие, доброту и гостеприимство.
А
Он давно уже знал о том, что Ксения живет в имении родственников на правах молодой хозяйки, потому что почтенная графская чета давным-давно находится в Санкт-Петербурге и пока не решается выехать в разоренную Москву. Оставалось только ждать.
К январю нового 1813 года Пьер настолько окреп, что стал выезжать на конные прогулки по окрестностям Михайловского. Он скакал по бескрайним русским полям и перелескам, слушая завывание ветра, изредка встречая одиноких пеших или конных мужиков с хмурыми лицами, не забывающими, впрочем, снимать шапки при его появлении и кланяться в пояс. «Барин, как-никак, коли в усадьбе живет! Хоть и офицер хранцузкий!»
Поездки Шамбриона становились с каждым днем все продолжительнее, но чем дальше отъезжал полковник от усадьбы, тем очевиднее для него была невозможность побега.
Полковник давно заметил интерес к нему со стороны Ксении, юная русская красавица-дикарка тоже волновала его. Но ему было не до романов, он думал о воинском долге, о том, как глупо оказался на положении то ли гостя, то ли пленника в этой русской глухомани. И Пьер решительно не знал, что ему делать.
Разумеется, у него было кольцо с рубином. За такую драгоценность его должны были довести до самого Парижа. Но кому он может продать здесь эту драгоценную безделицу?! Он иностранец, не знает русского языка, к тому же офицер неприятельской армии. Ничего не выйдет! Нет, надо ждать!
К весне французские войска уже были в Пруссии. Ксения с восторгом поведала Пьеру о том, что немцы приняли жалкие остатки французской армии всего лишь за передовой отряд, отправленный на разведку. Об этом она узнала из письма родственников.
— Так мало осталось солдатиков у вашего Бонапарта… — заметила она, бросая на полковника одновременно кокетливый и насмешливый взгляд.
Полковник стоически переносил новости о полном разгроме французов, он жил надеждами на скорое изменение своего двусмысленного положения и возвращение на родину. Из писем, получаемых Ксенией, выяснилось, что к лету граф Шереметев намерен прибыть в имение с ревизией.
Теперь совсем уже оправившийся от ран Пьер обедал вместе с Ксенией в гостиной, выходил к редким гостям, навещавшим девушку, и даже стал чуть-чуть говорить по-русски. Во всяком случае, многое понимать.
Однажды — дело было в середине марта — он отправился в длительное «путешествие» в сторону реки Пахры, и там с ним случилась несчастье. Подвели неосторожность и плохое знание местности. Его верная кобылка Стася провалилась в полынью, а вместе с ней в ледяной воде побывал и полковник. Несчастное животное погибло, Шамбрион же с трудом выбрался на крепкий лед. Несколько минут он лежал неподвижно на промерзшей земле, отдыхая и отплевываясь. Наконец, собравшись с силами, поднялся и двинулся в обратный путь. Шел отчаянно мерзший Пьер долго, очень долго, путь казался ему бесконечным. Его мокрая одежда на морозе задубела и только мешала двигаться. Совсем окоченевшего, его подобрал какой-то сердобольный мужик, признавший в нем «французишку из Шереметевского имения». И довез до дома на санях, прикрыв старым вонючим тулупом.