Алый король
Шрифт:
Улыбнувшись, Игнис сплел пальцы перед грудью.
+Владыка Ариман?+ передал он на десантную палубу.
+Исполнено?+
+Как я и обещал,+ подтвердил магистр Погибели. +Проход для вас открыт.+
В Камити-Соне тревожно взвыли сирены и засверкали аварийные проблесковые лампы. Как только тюрьма сотряслась от новых попаданий, по залам пронеслась могучая волна свежести; казалось, в ее атмосферу влился некий жизненно важный газ. Узники замерли, изумленно моргая. Вдохнув полной грудью, они посмотрели друг на друга
Лемюэль почувствовал, что вновь обретает ясность рассудка. Мир вокруг него поразительно изменялся, с каждым вдохом становясь все более осязаемым и реальным. Ошейник холодил кожу и покрывался бледными узорами инея, но при этом испускал пар, как будто (его только что вытащили из калильной печи.
— Что случилось? — спросил Гамон, видя, как зал погружается в анархию.
— Ничего хорошего. — Камилла потянула их с Чайей в относительно надежное укрытие под выступающей из стены каменной лестницей. — Не будем лезть на рожон.
В ту же секунду к ним с жужжанием понеслась стая сервочерепов, оснащенных подвесными лазкарабинами и шоковыми захватами.
— Ложись! — рявкнула Шивани.
Гамон упал ничком рядом с Парвати.
Шквал лазерных лучей прожег воздух. Услышав крики нескольких заключенных, Лемюэль оглянулся через плечо. Арестанты в загоревшихся робах размахивали руками, как помешанные, пока не рухнули от нестерпимой боли. Один мужчина остался на ногах, словно не обращая внимания на то, что его пожирает свирепое пламя. Рассмеявшись, он подчинил огонь своей воле и метнул обратно в виде пылающей струи, которая разнесла сервочерепа на костяные осколки.
Сразу десяток дронов разом атаковал горящего человека, и тот исчез, поглощенный вихрем жикзота и ярких электроразрядов. Его безумный хохот резко оборвался.
К оглушительной какофонии добавились резкие хлопки, в которых Гамон распознал болтерные выстрелы. Откуда-то сверху рванулись ветвящиеся разряды, похожие на горизонтальную молнию, в голове Лемюэля зазвучали отголоски набирающего силу смеха. Почувствовав на языке вкус крови и горькой желчи, Гамон ощутил, что впивается зубами в железо.
Ошейник заледенел так, что его касание причиняло боль. Изморозь опадала с него хлопьями вроде золы, кружащимися по замысловатым спиралям.
— Держимся вместе, — сказала Чайя, вжимаясь в ступени. Зажмурившись, она крепко обняла Камиллу. — Да, вместе, как принято на Просперо.
«Просперо?»
У Лемюэля перехватило дыхание: это слово вонзилось ему в разум, как нож под ребра. Содрогаясь всем телом, он вспомнил фантастический город из белого мрамора, обсаженные деревьями аллеи и запахи далеких земель, доносящиеся со стороны океана.
Гамону хотелось плакать, но он не понимал почему.
— Тизка? — произнес Лемюэль, и в памяти у него возник новый образ. Гамон покидал город и, глядя на него с воздуха, думал, что улетает навсегда — но с какой-то необъяснимой уверенностью знал, что еще вернется.
— Как ты сказал? — Темные глаза Чайи подернулись поволокой воспоминаний. — Повтори.
— Тизка.
— Да, Лемюэль, да! Ты прав, мы были там! — По впалым щекам Парвати покатились слезы. — Это… это же моя родина?.. Я жила в Тизке!
— О, Трон, нет… — пробормотал Гамон, сцепив воедино обрывки фраз, которые он слышал, пока истекал кровью и потом в земляных ямах, воняющих дикими зверями. — Тизки больше нет… Волки сожгли ее, чтобы… добраться до… Магнуса.
Всех троих передернуло при звуках этого имени. Оно стало ключом к двери, из которой хлынули, расталкивая друг друга, болезненные воспоминания. Узники потеряли дар речи, захлебнувшись в потоке мучительных мыслей, образов утраченного и пережитого ими.
Глаз Лемюэля закололо от едких испарений. Пахнуло жареным человеческим мясом, и рот Гамона, к его омерзению, наполнился слюной. Воздух опаляли лазерные выстрелы и полыхающие струи прометия, а над грудами сгорающих заживо арестантов клубился маслянистый дым. Но, несмотря на буйство пламени, каждый вдох обжигал грудь Лемюэля морозом.
Преисполнившись новых сил, заключенные Камити-Соны безудержно применяли свои способности. Воплощенные кошмары рвали воздух когтями, ураганные ветра свивали из столпов дыма бормочущих фантомов с острыми зубами и безжалостными глазами. Тела смертных раздувались от мощи варпа, приобретая чудовищные, неописуемые очертания. Их плоть искажалась, а сознания раскалывались под натиском имматериальных вампиров, которые овладевали призвавшей их добычей и преобразовывали одержимых по своему подобию. Вихри псионической энергии то ли ревели, то ли мрачно хохотали, пока шепчущие тени утаскивали людей в стены и пол.
В круговорот безумия бесстрашно шагнули воительницы в отделанных бронзой доспехах, с красными и белыми плюмажами на шлемах. Рядом с париями бури высвобожденных чар мгновенно унялись, но таких островков было слишком мало.
Произвольно разбившись на отделения, Сестры прижали болтеры к плечам и открыли огонь, казня арестантов с каждым нажатием на спуск.
— Они убивают всех подряд, — прохныкала Чайя.
Сотни узников ползли по лужам крови, надеясь пробраться в безопасное место, или же укрывались за изрешеченными телами мертвецов. Найдя взглядом Медею, Гамон увидел, что мать и сын обнимают друг друга, а к ним подступает отделение Сестер Безмолвия с огнеметами.
— Надо помочь им, — сказала Шивани, вставая.
— Не будь дурой, Камилла! — крикнул Лемюэль. Вцепившись в запястье женщины, он потянул ее обратно. — Погибнуть хочешь?
Шивани попыталась оттолкнуть его, но безуспешно — страх за ее жизнь придал Гамону сил.
— Что, дашь им умереть?
— Лучше уж они, чем ты!
С ужасом и стыдом Лемюэль понял, что говорил совершенно искренне. Полный разочарования взгляд Камиллы пронзил его до самого сердца. Женщина разжала руку, которой до этого схватила Гамона за робу, и отдернула, словно обжегшись. Следом Шивани испустила вопль ужаса, и ее расширившиеся глаза затянула пленка образов, невидимых другим.