Алый лев
Шрифт:
Вильгельм вспомнил, как Изабель боялась, что их сыновья морально падут, глядя на разврат, царящий при дворе, и их молодые жизни пойдут по пути, который ни она, ни Вильгельм для них не выбрали бы. Ни одна придворная шлюха не пустит оруженосца к себе под юбку из природной щедрости. Скорее всего, тут дело было не в причуде. Придворные проститутки были куртизанками с четкими принципами, они были донельзя строптивы, и соблазнить их можно было либо деньгами, либо властью.
— Вы только все испортите, если поставите его мужские заслуги под сомнение, — предупредил Сэнфорд.
— Ты
Вильгельм не мог заснуть, лежа на походной койке в своем шатре. Он положил руки под голову и дышал медленно и глубоко, расслабляя тело, а мысли роились в его голове, как маленькие быстрые косяки рыбы. Он часто проводил такие ночи во время военных походов и знал, что если он сможет отдохнуть, то обойдется и без сна. Обычно мысль о том, что дома его радостно встретят Изабель и дети, поддерживала его, но сейчас безопасность его семьи как раз была одной из этих рыбок, кружащих в его голове. Он боялся за них. Мейлир Фицгенри зло ухмылялся, как будто ему было известно что-то, чего Вильгельм не знал. Вильгельм понимал, насколько уязвимы их ирландские земли. Жан был опытным военачальником, но он никогда не исполнял таких обязанностей, какие на этот раз возложил на него Вильгельм. А какими средствами располагал Мейлир, было неизвестно. Однако с Иоанном все было ясно. Вильгельм отбросил эту мысль, потому что она вызывала такую тревогу, что становилось просто невыносимо. Ему нужно было сосредоточиться на том, как ему самому следует себя вести, как подготовиться к возможным угрозам.
Он обратился мыслями к своему старшему сыну. Что делать с Вилли? Оставить все как есть? Притвориться, что он как отец ничего не видит? Томас Сэнфорд сказал, что всякий молодой человек творит глупости, что было совершенно справедливо, но не всякий молодой человек делает это при дворе в компании шлюх и приятелей, на которых нельзя полагаться… не говоря уже об обществе самого Иоанна, чья черная душа была наделена способностью открывать в других все самое темное и сбивать их с истинного пути. Он подумал о себе в его возрасте. Как бы поступил его отец? Возможно, он рассмеялся бы и присоединился к его безумствам, походя зажимая по углам ту же женщину. А возможно, он схватил бы его за шиворот и выкинул из дворца, а потом бил бы почти до последнего вздоха. Единственной предсказуемой вещью в отце Вильгельма была его непредсказуемость.
— Что мне делать? — спросил он у полотняной крыши своего шатра. Единственным ответом был легкий стук дождя и дуновение холодного ноябрьского ветра.
— Милорд, вы меня Звали? — его оруженосец просунул голову между полотнищами, закрывавшими вход.
— Нет, я разговаривал сам с собой. Подай-ка мне плащ, парень.
— Вы уходите, милорд? — глаза молодого человека округлились от удивления.
— Да, — ответил Вильгельм. — Пока мне не будет, поставь еще одну койку. Может быть, я вернусь со спутником.
Вильгельм нашел своего сына в углу зала играющим в кости с наемниками короля. Играли они за тем же столом, на котором перед этим ели, он освещался дюжиной огарков
Вильгельм с мгновение помедлил, а потом подняв плечи, направился к этой компании.
— Бог в помощь, — довольно мягко приветствовал он их, и отдельно деловито кивнул шлюхе, которую давно знал, хотя личных отношений с ней не имел, — Мари.
Она с вызовом посмотрела на него своими темно-каштановыми, как чернильные орешки, глазами и бесстыдно продолжала орудовать у Вилли в штанах. Вильгельм подумал, что она склонна себя переоценивать. В том состоянии, в котором он находился, у нее было больше шансов вернуть к жизни кого-то из мертвых, чем пробудить в нем ответное чувство.
— Маршал, — приветствовал его наемник Жерар д’Ате с тревожным сочетанием насмешки и беспокойства в голосе. — Неужели вы пришли поиграть в кости с отбросами?
— Может, в другой раз, — произнес Вильгельм. От его благовоспитанности веяло ледяным холодом. — Я хотел бы поговорить с моим сыном наедине, по семейному делу.
Вилли вдруг резко вскинул голову и с переменным успехом попытался сосредоточить взгляд на своем отце.
— Говори здесь… это все мои друзья… не прочь послушать, — он вяло обвел рукой вокруг стола, чтобы очертить круг своих приятелей.
— Я уверен, что они не прочь послушать. Но мои слова предназначены только для тебя. Мари, ступай и найди себе другого партнера для игры в «Поймай кролика». Этого уже догнали.
Она выпятила алую нижнюю губу, но Вильгельм не сводил с нее глаз, и она вытащила руку у Вилли из штанов, встала с его колен и села рядом с Жераром д’Ате.
— Если он больше не играет, нужно заплатить за то, что он проиграл, — д’Ате легонько встряхнул чашку с костями. Все его движения были взвешенными и подчеркнутыми, хотя сам он был пьян мертвецки.
— Мой казначей тебе заплатит, — отрезал Вильгельм. — Найди его.
Вилли вскочил на ноги и резко опустился обратно. Вильгельму пришлось схватить его за руку и рывком снова понять. Почти держа его на руках, он вытащил сына на свежий ноябрьский воздух.
— Какие новости? — моргая глазами, как сова, промычал Вилли. — Какое семейное дело?
— Вот какое, — Вильгельм ударил его в живот кулаком изо всей силы. Вилли согнулся, упал на четвереньки, его начало рвать. — Давай-ка, выплевывай это все из себя, парень.
Когда Вилли перестало выворачивать, Вильгельм снова схватил его, протащил по двору к поилке для лошадей и ткнул в нее головой. Вилли дико дернулся, наглотавшись воды, и свалился промокшей бесформенной грудой на влажную землю со следами копыт. Вильгельм опять схватил его, перебросил себе через плечо и понес, как охотник добычу, к своему шатру, а там бросил на койку, приготовленную его оруженосцем.
— Проспись, — сказал он, накрывая бледную тень своего сына одеялом и овечьей шкурой. — Утром поговорим.