Алый знак доблести. Рассказы

Крейн Стивен

Другие поражали разнообразными уродствами. У них были сутулые, сгорбленные спины, перекошенные или искривленные плечи. Особенно бросался в глаза маленький толстенький человечек — тот, которому не понравилось, когда его голова так великолепно засверкала. Его мясистая грушеобразная фигурка мелькала то тут, то там. Он ругался, как базарная торговка. По-видимому, у него пропало что-то из одежды.

Юноша быстро оделся и подошел к своему приятелю убийце.

Тот сначала взглянул на него оторопело. Лицо юноши маячило где-то в туманных пространствах

его памяти. Он снова почесал шею и задумался. Потом ухмыльнулся, и широкая улыбка медленно расплылась по его лицу, превратив его в круглое сияние.

— Привет, Уилли! — обрадованно воскликнул он.

— Привет, — ответил юноша. — Ну, ты готов? Пора отчаливать.

— Иду. — Убийца тщательно подвязал подметку веревкой и заковылял к двери.

Выйдя на улицу из ночлежки, юноша не почувствовал внезапной перемены. Он уже забыл о зловонии, ему дышалось легко, тошнота и отвращение давно перестали его мучить.

Размышляя над этим, юноша шагал по улице и вздрогнул от неожиданности, когда дрожащая рука убийцы внезапно вцепилась ему в плечо и над ухом у него прозвучал срывающийся от волнения голос:

— Будь я трижды проклят! Там в этой дыре я видел одного малого в ночной рубашке!

Слова эти сначала ошеломили юношу, но затем он снисходительно улыбнулся такому проявлению юмора.

— Врешь ты, сволочь! — кратко возразил он.

В ответ убийца, отчаянно размахивая руками, принялся призывать в свидетели каких-то неслыханных богов. Он яростно накликал на свою голову самые необыкновенные бедствия в доказательство того, что не соврал.

— Говорю тебе, я видел! Лопнуть мне, не сходя с места! — торжественно уверял он, и в широко раскрытых глазах его светилось изумление, а рот нелепо кривился от восторга. — Да, да, сэр! Ночная рубашка! Настоящая белая ночная рубашка!

— Врешь ты!

— Нет, сэр! Помереть мне без единого глотка виски, если на этом типе не было настоящей белой ночной рубашки!

Его лицо выражало безграничное удивление. «Настоящая белая ночная рубашка!» — без конца твердил он.

Юноша увидел темный вход в ресторан в подвале. Вывеска гласила: «У нас кормят без затей!» Там были и другие, замызганные, полустертые надписи, стремившиеся убедить его, что это место ему по карману. Он остановился перед рестораном и сказал убийце:

— Пожалуй, зайду перекусить.

Услыхав это, убийца почему-то пришел в сильное замешательство. С минуту он стоял, уставившись на соблазнительную дверь, потом медленно побрел дальше.

— Ну что ж, прощай, Уилли, — мужественно сказал он.

Юноша посмотрел вслед удалявшемуся убийце. Потом крикнул:

— Эй ты, обожди!

Когда они снова сошлись, он заговорил свирепо, словно боясь, как бы тот не заподозрил его в благотворительности.

— Вот что. Ты, верно, жрать хочешь. Я одолжу тебе три цента на завтрак, только уж дальше смотри, раздобывай себе сам. Я с тобой нянчиться не стану, а то мне и до вечера не протянуть. Что я, миллионер, что ли!

— Клянусь тебе, Уилли, — сказал убийца

серьезно, — все, что мне сейчас нужно, — это хороший глоток виски. У меня горло точно раскаленная сковородка. Ну, а раз нет виски, завтрак тоже неплохая штука, и если ты это сделаешь… Черт побери, ты малый хоть куда!

Еще с минуту они изощрялись в обмене любезностями, причем каждый торжественно заверял другого, что тот истый джентльмен, пользуясь собственным оригинальным выражением убийцы. Закончилось это взаимными заверениями в том, что оба — воплощение благородства и добропорядочности, после чего они вместе вступили в ресторан.

Там была длинная стойка, слабо освещенная неизвестно откуда проникавшим светом. Несколько официантов в грязных белых куртках сновали взад и вперед.

Юноша взял себе кружку кофе за два цента и булочку за один цент. Убийца сделал то же. Кружки разузорила паутина коричневых трещин, а погнутые жестяные ложки, вероятно, были найдены при раскопках одной из самых древних египетских пирамид. Они были покрыты наростами, похожими на мох, и хранили следы зубов давно ушедших поколений. Но бродяги за едой согрелись и повеселели. Убийца размяк, чувствуя, как горячая жидкость, словно бальзам, вливается в его пересохшую глотку, а юноша ощутил прилив бодрости во всем теле.

Убийцу начали одолевать воспоминания, и он принялся рассказывать какие-то истории, запутанные и бессвязные, выкладывая их со старушечьей поспешной болтливостью.

— …В Орандже работы хватало. Хозяин заставлял работать день и ночь. Я пробыл там три дня, потом иду к нему и прошу одолжить мне доллар. «Пошел к черту!» — говорит он и прогнал меня.

— На юге не лучше. Проклятые негры работают за двадцать пять — тридцать центов в день. Совсем вытеснили белых. Зато жратва там хорошая. Дешевая жизнь.

— Да и в Толедо малость поработал — сплавлял лес. Весной зашибал два-три доллара в день. Жил шикарно, только холодина там страшная зимой.

— Я из штата Нью-Йорк, из северной части. Ты, верно, бывал там? Пива нет, виски нет, кругом леса. Жратва у нас, правда, неплохая, горячего ешь сколько хочешь, но только и всего. Черт возьми, я валандался там, пока хватало сил, но в конце концов старик выгнал меня. «Проваливай отсюда ко всем чертям, бездельник ты и негодяй, — сказал он, — проваливай ко всем чертям и сдохни на дороге!» — «Хорошо отец, — говорю я ему, — чтоб тебя задавило!» — и ушел.

Выбираясь из этого унылого подвала, они увидели старика, который старался проскользнуть к выходу с крошечным свертком какой-то еды в руках, но высокий мужчина с буйными усами стоял, подобно дракону, преграждая ему путь. Они услыхали, как старикашка жалобно протестовал: «Вот вы вечно допытываетесь, что это я такое выношу отсюда, а нет того, чтобы заметить, что я приношу этот сверток с собой, с работы».

Когда они медленно брели по Парк-роу, убийца совсем разошелся и повеселел.

— Черт возьми, мы живем как короли! — сказал он, удовлетворенно причмокнув губами.