Алжирские тайны
Шрифт:
— Моя песенка спета. С мечтой об адвокатской практике можно распрощаться. Это очевидно. После вашего ухода Зора взяла детей и уехала — не знаю куда, — а мне удалось вытащить из уха застрявший там кусок иглы. Потом наконец приехала Шанталь с лейтенантом Швабом. Я пытался объяснить ему, как случилось, что вы сбежали, но они мне не поверили, а может, и поверили, но остались недовольны. Не знаю. Так или иначе, вот что они со мной сделали. Можно сказать, несчастный случай…
Рауль продолжает болтать свое. Я то и дело озираюсь по сторонам. Не исключено, что за Раулем следят ультра из «Сынов Верцингеторикса». Не исключено, что сегодня утром Нунурс вышел из дома и следует за мной по пятам. При мысли о том, какой будет его реакция, если он обнаружит, что Рауль еще жив, меня пробирает
— Нет, я не злюсь. Странно, не правда ли? Вывод, который сделала Шанталь, логичен — логичен, но ошибочен. Но зла я не держу. Думаю, пора положить конец убийствам и увечьям. Я рад, что нашел вас, дружище. От наших споров я получал огромное удовольствие. После них я о многом задумывался. В самом деле, для меня это были последние по-настоящему счастливые минуты в жизни. Я знал, что рано или поздно вы приедете в Алжир, и надеялся вас снова повстречать. Я искал вас. После того случая я часто задавал себе вопрос, почему вы меня не убили.
Мне нечего сказать Раулю. А вот с Шанталь я бы поговорил. Меня поражает ее сила воли. Неужели она и вправду приказала это сделать? Просто восхитительная жестокость. Восхитительная, но в то же время животная, ведь, поскольку злодеяния крайне правых никак не способствуют делу гуманизма, все их зверства можно считать попросту неприятными, никчемными причудами истории — двухголовыми телятами политики. И все-таки жаль, что я не взял с собой фотоаппарат. Какая женщина! Рауль по-прежнему говорит, и теперь в его дрожащем голосе слышны злобные нотки:
— Причем я не раз жалел, что вы меня не убили. Но ведь жизнь должна продолжаться, правда? Сигарету хотите?
Я качаю головой. Он достает из кармана пальто сигарету «Бастос», закуривает, и вскоре из двух отверстий у него на лице начинает валить смрадный дым.
— Потом у меня возникли трудности в больнице. Пришлось сказать, что это дело рук террористов ФНО. Обмолвись я хоть словечком о «Сынах Верцингеторикса», думаю, и меня, и моих родителей уже давно бы прикончили. Там я читал «Дневник Анны Франк». Рекомендую. Это получше вашего Карла Маркса и всего, что может предложить Шанталь.
Он роется в карманах пальто, пытаясь что-то найти.
— Я жалею Шанталь и опасаюсь за ее психику. Вот, взгляните.
Он сует мне в руку рельефную карточку. Надпись гласит: «Мадмуазель Шанталь де Серкисян с большим удовольствием просит месье Рауля Демюльза присутствовать на приеме в честь постановки цикла «Кольцо» в Оперном театре Алжира и знакомства с исполнителями. Просьба ответить». До указанной на приглашении даты еще четыре дня.
— По-моему, это бестактность. Приглашение пришло по почте на прошлой неделе. Возможно, таким образом она удовлетворяет свои… Сначала я решил было и в самом деле явиться на ее прием и устроить… Впрочем, неважно. Знаете, какое нынче в ходу выражение? «Чемодан или гроб». По мне, так лучше чемодан. Между прочим, я уезжаю из города. Потому и пришел сюда — в судоходную компанию. Может быть, займусь живописью. Ну что ж, прощайте, старина. Берегите себя, хорошо? И обязательно поразмышляйте еще о трудовой теории стоимости. Все-таки вы рассуждали не очень логично.
Напоследок меня осеняет вдохновенная мысль.
— Отдайте мне это приглашение, Рауль.
Рауль отдает, и я смотрю, как он шаркающей походкой удаляется прочь по набережной. Думаю, в Шанталь меня привлекает то, что она не разделяет того преувеличенного страха насилия, который так распространен в среде буржуа. Рабочий класс этого страха не ведает. Рабочие способны понять, что насилие может приносить освобождение, а следовательно, и доставлять удовольствие. Не ведает его и Шанталь. Я отдыхаю, прислонившись к портовой стене, и внимательно смотрю, не следит ли кто-нибудь за Раулем.
Глава девятнадцатая
Выбравшись из портового района, я, вместо того чтобы возвращаться на квартиру, где снова пришлось бы отвечать на наивные вопросы Нунурса, заглядываю в бар — некое заведение в мавританском стиле. В подобных местах я еще не бывал. Мне хочется пропустить стаканчик — несколько стаканчиков, —
Набрав почти максимальное количество очков, я готовлюсь к третьему удару, как вдруг сильный шлепок по спине отвлекает меня от игры, и шарик падает, прокатившись между воротцами. Все очки сгорают. Я резко оборачиваюсь, сунув руку в карман.
— Эй! Привет! Как дела?
Кто этот человек? Внушительное телосложение, большие уши, крючковатый нос и постная физиономия, на которой блуждает неловкая улыбка. Французский военный.
— Нет, я не привидение! А насчет игры не волнуйтесь. Я оплачу нам еще одну. К тому же «состязаться интереснее»! Давайте я наполню ваш стакан. Кажется, вам это сейчас просто необходимо. Чертовски рад вас видеть!
Он не спеша направляется к стойке. Кабил по — прежнему не сводит с меня взгляда. Что это за говнюк у стойки? Может, лучше уйти, пока он не вернулся с выпивкой? Я его не помню, но это еще ничего не доказывает. (Никогда не знаешь, кого доведется снова повстречать в этой жизни, а кого — нет. Можно годами жить с людьми душа в душу, а потом они исчезают раз и навсегда — или якобы навсегда. Этого не узнаешь до самой смерти. Другие люди то и дело появляются в вашей жизни в сотнях различных ситуаций, при странном стечении обстоятельств. Два дня назад из окна нашего тесного убежища я увидел на улице Зору. Она несла младенца, а ребенок постарше держал ее за руку — именно так я и представлял себе нашу новую встречу. За ней шагали двое мужчин в полушинелях. Еще долго после того, как женщина скрылась из виду, меня не покидала забавная мысль, что Зора вела фликов в некое место, где они могли бы обнаружить человека, с которым когда-то был связан ее муж — Тугрила. Потом мне пришла в голову забавная мысль, что это вовсе не Зора, ибо, откровенно говоря, угол обзора был неудобный, а женщина не очень походила на Зору. А может, люди в полушинелях не имели к ней никакого отношения. Или, что вполне вероятно, они вели эту безымянную женщину в морг, где она должна была опознать тело своего зверски убитого мужа. Едва ли я когда-нибудь узнаю правду.
— Вы меня, конечно, не помните, да?
Он возвращается с коньяком для меня и пивом для себя. Я издаю одобрительное, но ни к чему не обязывающее хмыканье.
— Раньше вы пили только коньяк. Это я точно помню. Вы еще говорили, что он помогает от дизентерии. Полнейшая чепуха, разумеется.
Действительно чепуха, да и не помню я, чтобы когда-нибудь это говорил, но он ободряюще ударяет меня кулаком по плечу:
— Ну! Ну! Дельта Красной реки! Хайфон! Тонкин! Охота на людей из племени шан! Теперь вспомнили? Славные времена!